Аудиокнига. Пётр Сосновский — Память счастья. Скачать

Перед тем как выйти из дома я бросаю взгляд на лик Спасителя, икона которого висит у меня над кроватью. Порой я крещусь. А тут собирался на работу замешкался. Услышав голос матери: «Слава, ты уже уходишь? Смотри, будь осторожнее на дороге». Крикнул из коридора: «Хорошо!» — и вышел за порог.
Ждать лифт я не стал, побежал по лестнице, торопился. В считанные минуты я был возле гаража. Раньше в нем стоял «Запорожец» отца, теперь мой «Пежо». Автомобиль был не новый, но выглядел прекрасно.
Я работал директором строительной фирмы, и мне не стоило ездить не только на «Запорожце», но даже на «Ладе». Клиенты, с которыми я имел дело, были людьми солидными, мозолить их глаза не престижной «техникой» — себе вредить.
Людей в моем подчинении работало не много. Однако все они были специалистами не одной профессии. Может быть, по этой причине бедствовать нам не приходилось. Договоров хватало.
В отличие от обычных строительных организаций мы занимались художественным оформлением фасадов и интерьеров зданий, благоустройством окружающей территории. Труд наш был можно сказать более высококвалифицированным. Однако творчества в нем не хватало. Проявить себя я мог не всегда.
Владельцы, строящихся как «грибы», шикарных особняков часто обращались ко мне с просьбой придать зданию вид уже известного в городе офиса. Для них было достаточно, простого, каталога. Они, «новые русские» все делали, чтобы походить на «старых» немцев, французов, англичан. В моде был стиль «евро» и обычаи своей страны не признавались.
Мне, закончившему в свое время «Строганку» — художественное училище — такие обращения кроме обиды ничего не вызывали. Занимаясь не только административной работой, но и подготовкой проектов, согласованием их с заказчиком я пытался внести в них хоть что-то наше, русское. Это стоило мне большого труда. Быть свободным в исполнении заказа ни как не удавалось.
Еще вчера вечером я назначил встречу новому своему знакомому Алексею Ивановичу Ломанову — генеральному директору «Финансово-промышленной группы» и теперь ругал себя за то, что не смог выйти из дома пораньше, с запасом.
Мне рассказывали, что он разбогател на какой-то афере то ли при организации строительства города-сити, то ли сверхскоростной железной дороги. Суть, конечно, была не в этом. Подробности меня не волновали. Важно было то, что Алексей Иванович сумел распорядиться полученными средствами. В первую очередь он, открыл свой банк. Затем с его помощью занялся торговлей. Уже, после, вспомнив о своей инженерной специальности, организовал производство, правда, на первом этапе пользовался ресурсами, простаивающих заводов.
Я, конечно, завидовал ему, но больше не деньгам, а его расторопности. Так раскрутить дело мог не каждый. Мне до него было далеко, прежде в самом себе бы разобраться.
Алексей Иванович ждать не любил. Я знал и, хотя эта встреча с ним была не первая, опаздывать не хотел. Он мог быть моим хорошим клиентом, так как имел желание со мной сотрудничать.
Как назло мой «Пежо» не хотел заводиться. Конечно, я мог бы обратиться к кому-нибудь из своих коллег. Любой был бы рад оказать мне услугу. Но несчастье случилось утром, в то время когда все спешат на работу. Если бы я позвонил по телефону, то вряд ли бы кого застал дома. Ждать, первого объявившегося в офисе и просить его подскочить за мной, было не реально.
Господин Ломанов человек умный и неторопливый в делах требующих больших затрат долгое время, не понимал меня.
—Вячеслав Петрович, — говорил он мне, — зачем вам мучится, что-то придумывать, когда все уже лежит на поверхности. Нужно только качественно повторить.
Его слова не были новыми. Однако я не хотел заниматься простым копированием. Особняк моего подопечного, купленный им за бесценок, из-за неправильной эксплуатации здания, приведшей к запустению, был довольно оригинален. В нем чувствовалась рука мастера. Это было заметно с первого взгляда. С ним стоило повозиться. Эскизы, наскоро сделанные мной при осмотре особняка я собирался показать Алексею Ивановичу. Они должны были склонить моего клиента довериться мне. Но прежде чем его убедить я должен был добраться до своего офиса.
Как в том известном анекдоте я еще раз протер стекла, поправив при этом «дворники», постучал ногой по шинам и попытался снова завести автомобиль, но мой «Пежо» был глух к моим действиям. Мне пришлось обозвать его «пижоном», закрыть гараж и поспешить к ближайшей остановке автобуса. По дороге я попытался поймать такси, но, конечно, безуспешно. Находились люди подвести меня, но не до работы — попутчиков я не нашел, поэтому чтобы не испытывать судьбу, так как время неумолимо шло, забрался в первый подошедший автобус. Проехав несколько остановок, я спустился в «метро» Народу везде было битком. Я давно уже не ездил в «голубых вагонах» и, забравшись в вагон, чувствовал себя неуютно. Расположившись вблизи от двери, я как мог, пытался удержаться, чтобы меня не затолкнули куда-нибудь вглубь, так как собирался в скором времени выйти, чтобы сделать пересадку на другую линию.
В вагоне меня прижали, вначале какому то мужчине, затем к женщине. Она стояла ко мне спиной. Вела себя не спокойно. Что-то ей все время мешало. Я с трудом удерживал натиск толпы, упираясь руками в поручень. Но силы мне явно не хватало. В момент качки женщина буквально растворялась во мне. Ее тепло меня влекло. Я краснел, бледнел, время от времени шептал ей на ухо слова извинения. Однако лица ее мне не было видно и, поэтому я мучился.
На одной из станций, нас, словно щепки волной, подхватило и понесло на выход. Когда мы были на платформе, она повернулась ко мне лицом. Ее глаза, прежде неизвестно что выражавшие вдруг резко изменившись, стали злыми и она, разжав губы, бросила мне:
—Сволочь! Сейчас милицию позову. — Я попытался удержаться, что-то ответить, но где там. Она развернулась и ушла. А меня, замешкавшегося, грубая сила толпы с яростью втянула обратно, в вагон. На какое-то мгновение я почувствовал себя плохо, будто снова попал в какую-то передрягу. Такое состояние у меня уже было, много лет назад, когда я, торопясь навстречу к своей девушке, увидев ее на другой стороне улицы, выскочил на проезжую часть дороги. Тот день мне запомнился. Он стал поворотным в моей жизни, многое изменил. Правда, я хотел изменений, но не таких серьезных. Для многих своих коллег, знакомых и друзей я вначале превратился из сильного молодого парня двадцати двух лет в развалину, а затем просто-напросто умер, умер я тогда и для своей невесты.
Тряхнув головой и освободившись от грустных мыслей я придя в себя стал пробираться к выходу, возвратившись назад сделал пересадку. Грубые слова немолодой в чем-то странной женщины на меня так подействовали, что я чуть было, не опоздал на встречу, пропустив свою станцию. Исподволь я понимал, что все гораздо серьезнее и не связано напрямую с самим ее поведением. Грубости везде хватало. Хотя она, конечно, меня задела, чего там говорить. Больше всего меня мучило, то, что я в этой толкотне почувствовал ее как женщину. Хотя какая она женщина после тех грубых слов, скорее какая-нибудь лесбиянка. Они, эти слова мучили меня и после того, когда мной был подписан с Алексеем Ивановичем договор. Радость, что господин Ломанов все-таки внял моим доводам, была уже на втором плане.
Весь день я был не в своей тарелке, терзался, пытался себя успокоить, но у меня ни чего не получалось. Мое состояние, нельзя было назвать здоровым, Может, это говорило о нервном срыве, кто его знает. Однако то, что я сторонился женщин, мне теперь было понятно — шло не от сердца… Слова лечащего врача о том, что у меня, если я женюсь, не будет детей, заставили меня в свое время стать равнодушным к противоположному полу. И вот теперь надо же такому случиться я был вновь взбудоражен.
Еще на работе, сидя у себя в офисе, я позвонил своему двоюродному брату Василию, отличному авто слесарю и попросил его приехать ко мне, необходимо было как можно скорее отремонтировать машину. Пользоваться городским транспортом, как я понял, было небезопасно. Раньше я отказывался от него из-за того, что после катастрофы был изувечен и мне не хотелось своим видом угнетающе действовать на окружающих людей. Теперь же, хотя я уже и не был таким страшным, прикрыв свои шрамы на лице роскошной бородой, стремился как можно быстрее пересесть на свою машину, чтобы избавить себя от, еще каких-нибудь, случайных недоразумений. Конечно, в метро сейчас можно было увидеть такое, что и в аду не присниться: увечья, всевозможные урожденные дефекты людьми выставляются на показ, чтобы испугать, порой унизить своим видом, разжалобить более преуспевающих в жизни и вынудить их жертвовать деньги. Но неужели меня можно так напугаться, думал я, и не принять слова извинения.
Встретившись, в тот же день с двоюродным братом я повел его в гараж. Василий был очень похож на меня. Правда, не внешне, в отличие от меня брюнета он был блондином, несколько выше и крупнее фигурой, а вот мягкой походкой, манерой непринужденно держаться в обществе, тихим голосом, располагающим к себе мы были одинаковы.
Я часто обращался к нему за помощью. И он помогал мне. Порой, переламывая себя: как, например, было, тогда когда я попал под машину.
Выкарабкавшись с того света, я, можно сказать, заставил Василия пойти к моей невесте и сказать ей прямо, что я умер. Помню, он долго не соглашался. Пытался даже убедить меня, чтобы я этого не делал. Брат считал, что особенно в горе рядом должны быть не только мать, отец, братья, сестры, но и если тебе уже больше двадцати лет — любимая девушка. Но я был непреклонен. Не знаю, как он сообщил ей о моей фиктивной смерти, но ему это пришлось сделать.
Василий был младше меня и всегда, сколько я его помню, подчинялся мне. Вот и сейчас стоило, лишь было ему позвонить, как он, бросив все свои дела, стоял передо мной.
Объяснять причину своей спешки: «поставить автомобиль — коня на колеса» — я не стал. Он видел по моему расстроенному лицу, что мне нужна помощь и этого было достаточно.
Брат быстро осмотрел машину, отметил что-то себе в записной книжке, и сказал, что ремонт особого труда не представит: все будет зависеть от того, как быстро ему удастся найти запасные части для машины.
—Марка, видишь ли, не распространенная, требуется время, — сказал он. — Я понимал это, но ругать мог только себя, так как в свое время при покупке автомобиля не посоветовался с Василием. А ведь мог. Но форма машины мне так запала в душу, что я уже не о какой другой и думать не хотел.
Достать быстро запасные части, двоюродный брат, конечно, не сумел и мне, время от времени, приходилось пользоваться городским транспортом, не считая тех дней, когда кто-нибудь из моих коллег, будто случайно оказавшись в моем районе, подбрасывал меня до работы.
Время, в которое я выходил из дома, было такое же, как и в тот злополучный день моей встречи со странной женщиной. Чтобы как-то себя обезопасить от столкновения с нею я старался пройти в середину платформы, но, опаздывая, конечно, забегал в ближайший вагон.
Она, порой я видел ее издали, тоже делала все попытки, чтобы не столкнуться со мной. Но это нам не всегда удавалось. В одной из таких встреч я не удержался и заговорил с ней:
—Извините, не знаю, как вас зовут?
—Вера Васильевна! — ответила она.
—А меня, Вячеслав Петрович. Так вот тогда я не хотел вас унизить. Понимаю, вам как женщине замужней… — я хотел сказать, что все это неприятно, но Вера Васильевна прервала меня и сказала:
—Я, не замужем. Это вам женатому мужчине… — Я не дал ей договорить:
—Я, тоже не женат, — и мы вдруг разом рассмеялись. Глядя на ее чем-то вдруг, показавшееся мне знакомым, лицо я, чтобы хоть как-то замолить свой грех, извинившись, предложил Вере Васильевне выйти из «метро» и заглянуть в ближайший ресторан. Однако она отказалась, хотя зла на меня уже не держала. Разговорившись, я узнал, что она работает в исследовательском институте научным сотрудником. Вначале, я думал, что ей нужно спешить на работу, но нет, в свой НИИ Вера Васильевна не торопилась. «Наука» по ее словам находилась в «загоне». Работы не было. Она, да и не только она, многие ее коллеги больше по привычке, чем по необходимости посещали его стены. Побыв час, другой и, отметившись, то есть, показавшись на глаза начальнику, занимавшемуся какими то своими делами, моя новая знакомая убегала домой.
Основной доход Вера Васильевна получала от работы в школе, занимаясь преподавательской деятельностью. Зарплата, конечно, была не большой, с такой по ресторанам не находишься. Однако, я понимал это и, пытаясь взять ее под руку, чтобы увлечь на выход из метро сказал:
—Я плачу.
На что она резко словно испугавшись, отскочила от меня и, засмущавшись, вежливо отказалась.
Долго стоять на платформе и разговаривать было неудобно, так как рядом повсюду сновали люди, постоянно задевая нас, поэтому мы расстались. Вначале я думал, что не надолго. Но оказалось все не так. Возвращаясь, вечером с работы, я увидел у дома машину брата. Он ждал меня.
На ремонт времени, как и говорил Василий, ушло не много. Через час, ну может чуть больше, мой «Пежо», слегка «откашлявшись», если можно так выразиться, как не в чем не бывало начал отбивать свой известный ему ритм.
Успокоив машину, выключив двигатель, я, закрыл гараж. Василий торопился. Он был человек «занятой». Это раньше, когда его деятельность ограничивалась заводом, где он работал инженером, времени хватало. Правда, тогда он был не женат. Да и жизнь в стране была спокойной. Теперь же, все обстояло иначе. Обзаведясь семьей, Василий, когда завод стало «лихорадить» был вынужден уйти и ради приличного заработка организовать свое дело. А оно, как известно, требовало полной отдачи. Так же как и я, Василий не обращал внимания на график. Часто задерживался после работы. Однако по мере возможности хотя и редко, но бывал у нас.
Я в отличие от него, после несчастного случая приключившегося со мной и фиктивной смерти для моей невесты к Василию не ездил совсем. Даже в торжественных случаях. Просто боялся нечаянной встречи с ней, так как она жила по соседству с моим двоюродным братом. В молодости я даже оставался у Василия с ночевкой из-за того что, прогуляв с девушкой до двух-трех часов ночи, был не в состоянии добраться домой. На такси у меня денег не было, а городской транспорт уже не ходил.
Познакомил меня с ней двоюродный брат, когда мы учились. Я бегал в художественное училище, а он в технический институт. Девушка была его однокурсницей. Ее звали Вероникой. Не знаю, чем она мне тогда приглянулась, рядом были и более красивые, однако, увидев ее, я весь напрягся, рука невольно дернулась и, будто почувствовав кисть, сжалась. Еще мгновенье и я был готов начать писать ее портрет.
Простое русское лицо: волосы, заплетенные в косу, высокий открытый лоб, светлые выразительные глаза, прямой нос и красные без помады полные губы — оно и сейчас мне видится, стоит только закрыть глаза.
Прошло много лет — более десяти, но в мыслях я продолжал Веронику называть своей. Василий знал от чего я к нему не езжу, и на меня не обижался. Однако на этот раз, усаживаясь в машину, взглянув на меня он сказал:
—Слава, я, конечно, понимаю твое положение, но годы нас изменили так, что тебе уже не чего прятаться и боятся встречи с прошлым. Пусть ты увидишь свою Веру…
—Не Веру, а Веронику, — поправил его я. Он почему-то всегда называл ее обыденно. Однако на этот раз, послушавшись меня, поправился:
— Веронику, но это уже будет не твоя Вероника. Я молчал, не говорил тебе. Но как-то раз я ее видел, правда издали: она перебегала дорогу, держа за руку девочку. — Он помолчал, а затем продолжил: — Твои объяснения, если вы, конечно, встретитесь, и она их захочет услышать, для нее после стольких лет будут ни что, тебя же, возможно, не знаю, они успокоят, поэтому прошу тебя, наберись смелости и приезжай. Я жду тебя.
—Хорошо, — ответил я, — подумаю над твоим предложением. Ведь я понимаю какую-то недосказанность, существующую, между нами. Наверное, ты был прав тогда, когда мне говорил, что в горе рядом должны быть не только мать, отец, братья, сестры, но и если тебе более двадцати лет — любимая девушка.
—Прав, не прав, не мучай себя, — сказал Василий, махнув мне на прощание рукой.
Машина, тронулась с места и, быстро скрылась в полутьме двора, а я еще долго стоял и размышлял над нашим разговором. Мне не хотелось признаваться себе в том, что я сам себе испортил жизнь.
Усевшись после ремонта «Пежо» снова за руль я словно ожил. В моей повседневной жизни автомобиль занимал важное место. Без него многие дела были просто отнесены на потом. Сейчас приходилось наверстывать упущенное время. Однако, как я не был занят работой, мои мысли о встрече в «метро», с не молодой странной женщиной, беспокоили меня. Было в ней что-то влекущее, прятавшееся за маской — раковиной. Стоило убрать наслоения долгих, тяжелых, нерадостных лет и вот она перед тобой. Бери кисть и рисуй. Но для того, чтобы увидеть ее изнутри, такой, какая она есть, нужно было время, а времени не было.
Работа, она отнимала не только часы, дни, недели, но и месяцы. Порой я, утром, оказавшись в гараже, даже мечтал, что вот вдруг снова забарахлит мотор и мой «Пежо» заглохнет. Но нет его двигатель в любой день, каким бы он не был тяжелым, без запинки начинал отбивать свой известный ему ритм.
Просто закрыть гараж и поехать на автобусе, а затем в метро я не отваживался, да и работа над проектом требовала наличия машины. Мой клиент, Алексей Иванович беспокоил меня, своим вниманием, ему не терпелось как можно скорее увидеть каким будет здание. Конечно, мои ребята пока я работал над проектом, занимались подготовительными работами.
Дела у меня продвигалась быстро. Правда, были и некоторые задержки. Для решения сложных задач мне пришлось поездить по усадьбам-музеям, покопаться в библиотеках, поговорить со знающими людьми.
Скоро мой проект был готов. В нем я предусмотрел не только старые довольно известные материалы, но и новые, заполонившие в последнее время наш рынок. Наряду с использованием лепнины, всевозможных мозаичных и раскрашенных масляными красками панно, дубового паркета особое место отводилось навесным потолкам, современным металлическим карнизам, шелкографическим обоям, ламинированным полам, миниатюрным для обеспечения подсветки лампам.
Время от времени я встречался с господином Ломановым для решения простых, несложных вопросов. Встречи наши были короткими. И, как правило, проходили во время обеда, в каком-нибудь ресторане.
Настало время и я позвонив ему по телефону, поехал к нему в офис в надежде без спешки обсудить весь проект.
Впустили меня в здание не сразу, пришлось назвать причину своего визита, предъявить паспорт и выписать пропуск. Затем, когда я поднялся на лифте и отыскав нужную мне комнату позвонил мне долго не открывали. После того, как я снова назвал свою фамилию и причину визита, щелкнул замок, и дверь распахнулась.
Арендуемое фирмой помещение находилось в здании научно-исследовательского института. Оно было добротное. Имело более двадцати этажей. И, как я понял, многие из его комнат сдавались.
Алексей Иванович проводил меня в свой кабинет. Он, как и комнаты, которые мы миновали, был светлым, хотя окон в нем я и не нашел. Стены, потолки, да и полы — все напоминало мне больничную палату. Положение, вызывавшее у меня неловкость, от этой белизны, я решил использовать в своей речи и поэтому с удовольствием принялся разворачивать плакаты.
Во время доклада я был не многословен. Однако мои слова были убедительны. Я понял об этом, правда не сразу, а после, когда мы, расслабив галстуки, пили, принесенный нам молоденькой хрупкой секретаршей, кофе. Ломанов долго молчал, как бы наслаждаясь ароматом напитка, затем, почесав свой по моде небритый подбородок, сознался в том, что его эта стерильность порой тоже выводит из себя. Проводив меня до двери, он долго жал мне руку. Видно было, что Алексей Иванович доволен. Шел последний месяц весны. К концу лета или же чуть позже, осенью он мог отказаться от аренды и перебраться в свое здание.
Спускаясь на лифте, я столкнулся со своей знакомой, Верой Васильевной. Она работала в том же здании, что и господин Ломанов, но занималась не престижной деятельностью — наукой. «Отметившись» Вера Васильевна спешила на выход. Увидев, что я на машине она попросила меня подвезти ее.
—Опаздываю, — сказала Вера Васильевна, — задержалась я тут. — Я, расспросив, куда ей нужно, подкатил к самой школе. Район, где она находилась, был мне знаком. Забравшись в него, я понял, что слова моего двоюродного брата Василия начали сбываться. В любой момент я мог столкнуться с прошлым. Однако боязнь того, что это вдруг произойдет сейчас, а не потом была велика. Едва, высадив Веру Васильевну на тротуар, я надавил на акселератор. Мне не хотелось, задерживаться и, мучить себя воспоминаниями, достаточно было настоящих впечатлений, как ни как судьба вновь столкнула меня с этой странной женщиной. Правда дорога была не долгой, но мы все-таки нашли время поговорить. Телефон свой она мне не дала, но зато записала к себе в книжку мой и не где-нибудь, а на первом листе – чиркнув: «Вячеслав Петрович и далее номер».
Но, записать записала, а вот звонить, почему-то не звонила. Я не знал в чем причина. Ждал. Порой, даже хотел снова попытаться встретиться с ней вдруг, случайно в институте, прежде заглянув в офис к Алексею Ивановичу. Но напрашиваться на встречу с ним без необходимости не хотелось. К тому же я мог и не столкнуться с Верой Васильевной.
Работа по отделке фасада здания была закончена, основное внимание теперь уделялось внутренней отделке интерьеров. Дабы до минимума сократить расходы по снабжению строительства всеми необходимыми материалами к нам господином Ломановым был приставлен человек. Он имел обширные связи и по этой причине был довольно расторопным. Буквально через день, другой, все заказанное мной, появлялось в нужном количестве и нужного качества. Нам оставалось, только не разгибаясь работать, работать и работать.
За работой я порой не видел света божьего. Все мои знания и опыт были задействованы для ее выполнения. Ни кто мне не мешал. Я мог быть в полной мере оригинальным. Все зависело от времени. Его, конечно, катастрофически не хватало. Однако дни, шли и скоро я, прохаживаясь по комнатам, мог с удовольствием лицезреть результат ранее задуманного.
—Чтобы сказали мои старые друзья, коллеги, — говорил я себе, — ведь они никогда не видели во мне художника. Мое умение быстро и четко копировать работы мастеров у многих наших студентов вызывало удивление. Мне пророчили будущее хорошего реставратора. Помню, некоторые даже советовали бросить факультет: «монументально-декоративного и декаротивно-прикладного искуства» и перейти на факультет: «реставрации и технологии живописи». Но я сопротивлялся, так как профессию реставратора считал профессией стариков, однако переродиться, стать молодым, как не стремился, не мог. Так и ходил с «бородой». Раньше я, не имея ее, просто-напросто чувствовал, теперь же, чтобы скрыть недостатки лица после катастрофы — отрастил и наблюдал всякий раз, когда случайно оказывался перед зеркалом.
Минул месяц, другой. Мое желание лицезреть Веру Васильевну, хотя и было велико, все время откладывалось на потом. Снова должно было что-то такое произойти, чтобы мы могли встретиться. И это что-то произошло. Помог мой двоюродный брат Василий. Его телефонный звонок не был очень уж неожиданным, но все-таки застал меня врасплох. Брат, напомнив мне о нашем последнем разговоре, попросил меня в воскресенье быть у него. Он, ни с того ни с сего, решил отметить свой день рождения. Обычно Василий, как и я, слабо реагировал на всевозможные «красные» даты и по возможности стремился их пропускать. Но, так как он был человеком семейным, то это ему не всегда удавалось.
Я знал его жену, их дочку, сына. Они не раз приезжали к нам в гости. Даже мои тетя и дядя, оставившие после женитьбы Василия квартиру молодым и то, хотя и редко, но находили время из дальнего Подмосковья, где они купили себе дом, нет-нет, да и приезжать к нам. Мать с отцом тоже бывали у них, а я вот не отваживался. Теперь же мне нужно было решиться, сесть в свой «Пежо» и отправиться навстречу со своим прошлым.
Рано утром в воскресенье Василий на всякий случай, чтобы я не «отвертелся», подъехал к моему дому. Однако застать меня так и не сумел. Я был уже на работе. Конечно, я не собирался обманывать брата, но так как все мои ребята находились на объекте и в поте лица трудились, мне ничего не оставалось, как побыть хотя бы несколько часов возле них рядом.
Во второй половине дня я, освободившись от дел, поехал к нему. Подъезжая, к дому брата я задумался, отвлекшись от дороги, чуть было не совершил наезд. Еще мгновение, если бы я не успел нажать на тормоза, девочка- подросток могла бы оказаться под колесами. Выскочив из машины, я собирался заругаться, но, увидев ленточку, перегораживающую дорогу, ни с того ни сего, улыбнулся.
Ответно улыбнувшись мне, и сверкнув остренькими глазами, девочка тут же потребовала с меня выкуп. Я не понимал. Но скоро до меня дошло. Ведь я, въехав во двор, можно сказать, следовал за «кавалькадой» свадебных машин.
Взглянув, еще раз на бесенка в платьице, я решил не спорить и раскошелиться. Как раз под рукой в кармане оказалась небольшая купюра. Я сунул ее девочке.
—Ух, ты! — сказала она, подбежавшей к ней подружке, — да мы с тобой теперь богатенькие.
—Ну, раз вы богатенькие, тогда бежите в магазин, — сказал я, усаживаясь за руль, чтобы продолжить свой путь. Однако не тут то было. Мне снова перегородили дорогу.
Выбравшись, из машины я увидел возле девочек Веру Васильевну. Она, как я понял, была не довольна ими.
Мы поприветствовали друг друга. Узнав, что ее беспокоит я, попросил не ругать девочек и отпустить, так по ошибке они приняли мою машину за свадебную. Согласно обычая, я дал им выкуп, деньги не большие, однако Вере Васильевне это не понравилось.
—Маша, — обратилась она к известной уже мне девочке, — сейчас же верни Вячеславу Петровичу деньги.
—Нет-нет, — сказал я, — деньги назад я не возьму, пусть останутся им на мороженое.
Девочки, обрадовавшись, закричали:
—Ура-а-а! — и бросились бежать, а я остался с Верой Васильевной наедине.
—Как вам не стыдно, — сказала она, — и я, вдруг почувствовав себя провинившимся мальчиком, стоящим у доски перед учительницей, стушевался. Но, тут же оправившись и приняв вид пожилого с сединами мужчины, со смехом взглянув на нее, спросил:
—А вам Вера Васильевна? Вы вспомните свое детство. Наверное, тоже вот так бегали с ленточкой и перегораживали дорогу?
—Да! Но ведь тогда давали копейки, а вы отвалили им целых пятьдесят рублей.
—К тому же если рассуждать на тему воспитания, — продолжил я, — это раньше когда-то в нашем пионерском детстве, ради «светлого будущего», поощрялось вмешательство в чужую личную жизнь. Теперь же…, — и я хотел продолжить, — но Вера Васильевна прервала меня:
—Ни в какую чужую личную жизнь я не вмешиваюсь. Маша, девочка которой вы дали деньги, моя дочь.
—Как, это ваша дочь, — опешил я, — ведь вы же мне когда-то сказали, что не замужем, — и тут же сообразив, что женщине не обязательно быть замужем, чтобы иметь ребенка, засмущался.
—Не замужем, — ответила, тоже засмущавшись, Вера Васильевна. — Так, уж получилось, — и задумалась, а потом, спохватившись, сказала: — Ой, извините я, наверное, вас задерживаю. Вы куда-то спешите!
—Да! — согласился я, — к родственникам. Они здесь не далеко живут.
—Странно, почему же я Вас раньше никогда не встречала, живу здесь рядом, — сказала она, освобождая мне дорогу.
—Не судьба была, вот и не встречали, — пришлось ответить мне. Проехав на машине каких-то метров пятьдесят, я остановиться.
У подъезда дома меня поджидал двоюродный брат Василий. Не знаю, видел он меня с Верой Васильевной или нет, но расспрашивать не стал. Может быть потому, что гости уже были готовы сесть за стол.
Отказавшись от спиртных напитков, я в основном закусывал и пил «Боржоми». Василий тоже так же поступал когда бывал в гостях. Порой он, хлопая меня по плечу, говаривал: «Я для чего к тебе приехал, чтобы тебя немного развеселить, отвлечь от работы, а то ты ведь ни выходных, ни праздников, ни отпусков не признаешь Мне нельзя, я за рулем, а ты пей, почувствуешь себя человеком. Но смотри рюмка, другая лишняя и ты уже свинья». Я не хотя слушался его и пил. Теперь он действовал по тому же правилу: тянул рюмку за рюмкой. А когда основательно набрался, зачем-то подмигнув мне, сказал, что я молодец и, наверное, чувствую себя как вновь родившимся человеком.
Я возражать не стал, хотя его слова мне были не понятны. Тогда не понятны. Конечно, если бы я, задержался и постоял с ним у дома, ведь он порывался продолжить свою начатую еще за столом речь, то пелена бы спала, но в моей душе был один страх и ни чего более. Я торопился, так как невольно увеличивался риск нечаянно встретиться со своей бывшей невестой. Наш громкий разговор у подъезда мог привлечь кого угодно, пожав на прощанье брату руку, не задерживаясь, я юркнул в машину. Выруливая, на дорогу темными дворами, я невольно размышлял, что Василий теперь от меня уже не отстанет и снова попытается вытянуть из дома. Раз-другой я, конечно, могу отказаться, но потом придется все-таки поехать. Может быть, Бог снова милует меня, и я не встречусь со своей Вероникой. Но надежда эта была слабой. Мне необходимо было готовиться, к тому, что могло произойти. Хотя, возможно, Василий был прав, когда говорил мне, чтобы я не боялся. Как, ни как прошло много лет. Зачем мне тяготиться прошлым. Почему я не могу быть свободным. Ну, увидимся мы, поговорим, а нет так и нет.
Нравиться мне чем-то Вера Васильевна может и нужно как-то тянуться, искать с ней встреч, а не думать о прошлом. Правда, с Верой Васильевной тоже не легко. Казалось простое внимание, которое я пытался ей оказывать, как-то подать руку или же поддержать, взяв ее за талию, Веру Васильевну нервировало. В автомобиле, когда я подвозил ее, до школы и, нас на повороте прижало друг к другу она, так резко отскочила от меня, что я даже испугался. Увидев мою реакцию, Вера Васильевна извинилась и сказала: «Не люблю я мужиков. Даже простое соприкосновение у меня почему-то вызывает внутри какое-то непонятное чувство отвращения. Конечно, вы не в счет. К вам я отношусь иначе».
Однако вряд ли она могла относиться ко мне иначе, я ведь тоже был мужчиной. Глядя на нее, я, почему-то думал, что ее действия направленные на то чтобы отодвинуться не только от меня…, возможно, связаны с ее прошлым. Оно, также как и надо мной, довлеет над нею. Нужно просто подождать. Чувства, запрятанные глубоко в душе, вырвутся наружу, и ей не захочется, подобно мужчине, тянуть все самой. Ведь смогла же жена моего двоюродного брата Василия побороть себя и, когда потребовалось уделять больше времени детям бросить работу, стать полностью зависимой от мужа.
Отдавшись, работе я старался проявить себя. Мне хотелось, достигнув желаемого, посредством воплощения проекта в жизнь освободиться от мук неудачника, которые всю жизнь преследовали меня. Наверное, с того самого момента, когда я, еще обучаясь в Строгановском училище, занимался изучением старорусского искусства. Посещая малоизвестные периферийные музеи, бывая в монастырях, рассматривая купола церквей, я тогда притащил домой икону. На ней был изображен Спаситель. Она была в плохом состоянии. Мне ее, подарила какая-то сердобольная деревенская старушка.
Икону Спасителя я, после собственноручной реставрации, на которую потратил не мало времени, повесил у себя над кроватью. В ней чувствовался высокий художественный вкус. Меня она удивляла манерой письма. Почерк ее отличался от известных русских иконописцев. Я попытался ее идентифицировать. Но напрасно. Казалось какой-то достаточно преуспевший в своем ремесле умелец, долго работавший и уничтожавший все свои творения, вдруг удовлетворившись, выставил ее на суд истории. И победил. Все, кто не бывал у меня в доме из нашей «братии» художников видели в ней «верх» мастерства.
—Вячеслав! вот бы тебе так писать, — говорили они мне. Я был с ними согласен, но у меня почему-то не получалось. Восстановив икону, я приобрел много такого, что напрочь отодвинуло мою индивидуальность. Все, что я после не делал, было обычным копированием. Я мучился, работал над собой. Поиск своего почерка требовал от меня неимоверных усилий. Только благодаря кропотливой работе я мог стать свободным от прошлого человеком. Чтобы укрепиться в вере в свои силы я отодвигал образ Веры Васильевны.
Шло время. Лето подходило к концу. Мы заканчивали отделку особняка. Алексей Иванович был доволен, предчувствуя скорое новоселье, все чаще посещал нас. Однако не беспокоил. Видно работа наша ему нравилась. Не беспокоил меня и двоюродный брат Василий. Я думал, что после нашей последней встречи не пройдет и недели как он снова постарается меня вытащить к себе. Но нет. Видно он чувствовал мою занятость или же сам был весь в работе. Словом я был предоставлен сам себе.
Звонок Веры Васильевны, раздавшийся в офисе стал для меня неожиданным. Она просила меня о небольшой услуге. Ей нужно было на машине отвезти старенькую мать и дочь на дачу к сестре. Она очень извинялась, что вынуждена просить меня о помощи.
Я согласился и в ближайший выходной день, забравшись в свой «Пежо», направился в злополучный район, в котором прошла моя молодость. Страха я почему-то не испытывал.
Встретились мы с Верой Васильевной в том самом месте, где месяц-полтора назад мне преградила путь ее дочка Маша.
Вера Васильевна села в машину и мы поехали.
Все мне здесь казалось знакомым, хотя на месте невысоких домиков, располагавшихся где-то здесь рядом, окаймленных зарослями вишни, стояли огромные коробки многоэтажных домов. Вера Васильевна показывала дорогу. Проехали мы совсем ничего и остановились.
В квартиру я подниматься не стал. Однако ждать мне пришлось не долго. Вначале из дома выскочила дочка Веры Васильевны с сумкой, за ней через какое-то время появилась и она сама. Вера Васильевна вела, поддерживая под руку сухонькую старушку — свою мать. Девочка, увидев мой автомобиль, обрадовалась.
—Мама, мама! — закричала она, — мы, что на иностранной машине поедем.
—Да Маша! — ответила Вера Васильевна.
Я вышел из машины, чтобы помочь им.
—Познакомься! – сказала она вначале дочке. – Это …
—Дядя Слава! — представился я.
—Как дядя Слава! — вдруг опешила женщина.
—Да. Иначе Вячеслав Петрович!
—Ах да, — и, повернувшись к матери, она сказала, — мам, — это Вячеслав Петрович.
Когда мать уселась в машину Вера Васильевна вместе с Машей сбегала снова в дом и принесла еще несколько небольших сумок, после чего мы поехали.
Дача находилась не близко. Если бы я знал, то выехал бы пораньше.
Возвращался я домой поздно. Однако не один со мной рядом сидела Вера Васильевна. Оставив, мать и дочку на попечение своей сестры она спешила в город. Лето для нее не проходило в лени и праздности, освободившись, на время каникул, от школы она подрабатывала уборщицей. К тому же Вера Васильевна должна была «отмечаться» и в институте.
Когда мы уже были в городе, начался дождь. Вначале он был небольшим. Однако скоро разразился такой ливень, что я с трудом вел машину. К дому мы подъехали в сплошной темноте, время от времени разрываемой светом молний и с раскатами грома становящейся еще чернее.
Вера Васильевна пригласила меня к себе переждать непогоду. Выходить из машины не хотелось. Однако пришлось. Прежде чем мы успели добежать до дома, в считанные секунды вымокли. Когда я следом за Верой Васильевной поднялся в квартиру она, оглядев меня, улыбнулась и предложила снять мокрую одежду, так как ее нужно было просушить. Взамен Вера Васильевна дала мне халат.
—У нас в доме мужчин нет, так что ничего другого предложить вам не могу, — сказала она, снова улыбнувшись, наверное, мой вид был непрезентабелен. Взглянув на Веру Васильевну, я тоже улыбнулся. Она выглядела не лучше. Дождь постарался.
Мы попили чаю, согрелись. Моя одежда, развешанная в ванне, слегка просохла. Можно было и собираться. Я подошел к окну, чтобы посмотреть, что твориться на улице. Вера Васильевна воскликнула:
—Вячеслав Петрович подождите я, сейчас, выключу свет, иначе вы ни чего не увидите. Нажав на кнопку выключателя, она подошла ко мне. Прижавшись лицом к стеклу, я увидел, что дождь и не думает оканчиваться. Даже наоборот усиливается.
—Да! — сказала Вера Васильевна, тоже вглядываясь в темноту, — дождь видно зарядил надолго. Придется вам еще побыть у меня. — Она помолчала, а затем продолжила: — Вы не обижаетесь на меня за сегодняшний день, ведь я вас, можно сказать, оторвала от дел.
—Да, нет, не обижаюсь, — ответил я, — напротив, в какой-то мере, даже доволен. Когда бы я, вот так, вдруг, ни с того ни с сего, оказался в местах своей молодости. Вон, видите тот дом. Это дом, в котором живет мой двоюродный брат. Раньше, давно это было, я дружил с одной девушкой, порой задержавшись, оставался ночевать у своих родственников. Может мне сейчас тоже позвонить им и напроситься в гости.
—Да нет, не нужно, — ответила Вера Васильевна, — ведь я вас не выгоняю. Лучше позвоните домой и предупредите своих родных, чтобы не беспокоились. И она, как будто оступившись, слегка подалась назад, прижавшись ко мне спиной.
—Помните, — спросила Вера Васильевна, — Вы были как-то удивлены, что я не замужем, а имею ребенка.
—Что вы, что вы! Стоит ли об этом вспоминать.
—Не знаю, — ответила она, — но лучше я вам все-таки расскажу. Вас ведь Вячеславом Петровичем зовут, или как вы назвались моей дочке дядей Славой, а короче Славой. Вот и моего парня также звали Славой.
За окном лил дождь. Время от времени вспыхивали молнии и, раскатисто, трещал гром. Свет в комнате не горел. Обстановка была романтичной и очень похожей на ту которая мне не раз виделась во сне, потому что когда то давно все это уже было.
—Я ведь вам там, в метро не соврала когда сказала, что я не замужем. Просто в жизни так получилось, что мой Слава погиб под колесами автомобиля. Все произошло у меня на глазах. В одном я себя виню, что когда врач «скорой помощи» констатировал факт смерти, не сумела уговорить его взять меня с собой в больницу.
—Как! — опешил я, все больше и больше понимая происходящее, — как констатировал факт смерти. Разве не мой брат Василий сказал тебе, что Слава умер. Сказать — «я умер» у меня почему-то не повернулся язык.
—Нет, его брат, как же его зовут, ах да Василием, мне о Славе ни чего не говорил. Он, тогда был так убит этим горем, что я сама его успокаивала. Мы тогда встретились с ним в институте, мы заканчивали последний курс. Я хотела пойти на похороны, но он, неожиданно придя в себя, взял с меня слово, что я не пойду к Славе домой, и не буду расстраивать его родителей и поскорее постараюсь о нем забыть. Забыть я конечно не забыла. Однако с его родителями после того не встречалась.
Вера Васильевна, правильнее Вероника, чувствуя какое-то дрожание исходящее изнутри меня, покачнулась и еще сильнее прижалась ко мне.
—А ребенок, девочка это его дочка, — спросил я.
—Да! У нее и отчество его — Вячеславовна, Мария Вячеславовна. Она можно сказать тогда меня и вернула к жизни. Я ведь долгое время была сама не своя. Отдав ей, всю себя я, конечно, сильно изменилась, стала больше похожей не на женщину, а на мужчину. У меня если хорошенько приглядеться, то на верхней губе и на бороде можно увидеть волоски. Я слышала, что в полных семьях девочек обычно ласкают отцы, а мальчиков матери. А мне пришлось больше быть ей отцом, чем матерью. Отсюда, наверное, моя нелюбовь к мужчинам.
Я стоял и молчал. Мои руки ласкали ее плечи, стараясь успокоить трепещущую от груза тяжелых воспоминаний женщину, долго, как и я ждавшую своего счастья. Она невольно противилась моим ласкам. Порой мне казалось, что в какой-то момент вдруг не выдержит и, повернувшись, крикнет мне как во время встречи в метро: — «Сволочь! Сейчас милицию позову!», — но она молчала.
Да, это была она, моя невеста. Она была замкнута от всех мужчин окружавших ее, отдавшись полностью своей дочери. Благодаря этому Вера Васильевна сумела выстоять и даже в тяжелые годы не искала опоры, твердого мужского плеча.
Не знаю, как могло все случиться, но мы встретились. Правда, я уже был другим. Вероника, вслушиваясь в мои слова, верила и не верила мне. Попав под машину, я очень сильно, изменился, перестав быть красавцем, который нравился многим девушкам. Тот Слава, можно сказать, умер, получив многочисленные переломы тазобедренных костей, разрыв брюшины, сотрясение мозга. Однако что-то внутри нас происходило, такое, что без слов как когда-то в дни молодости готово было слить воедино. Так же, как и в метро, моя Вероника буквально растворялась во мне. Память счастья, прошлого казалось безвозвратно ушедшего, рисовала не только мне, но и ей картины нового нашего бытия. Мужское, вторичное при возобладавшее в ней, благодаря моему теплу начало постепенно уступать женскому началу. Вероника медлила. Я, понимал ее. Раньше она была смелой и решительной. Благодаря ней я стал отцом прелестной девочки. Теперь я должен был быть мужчиной. И, я им стал. Когда мы, утомленные, лежали на кровати, я вдруг не выдержал и спросил:
—Вероника, а помнишь ты икону Спаса.
—Как же не помнить, помню. Ты долго с ней носился. Реставрировал ее. Можно сказать, что с нее все и началось. Ведь ты хотел быть таким же, как тот неизвестный художник.
—Да, — ответил я, — с него. Ведь после него, вдруг все мои коллеги, да и не только они, но и преподаватели «Строганки» увидели во мне реставратора. Я же хотел быть художником. Сейчас, только сейчас я начинаю ощущать в себе мастера, а раньше…, — ты помнишь, я замолчал на какое то время, а затем, сглотнув слюну, продолжил, — Спас, как эталон, постоянно пребывавший у меня перед глазами со временем стал злить меня.
—Однажды! — перебив меня, сказала Вероника, — ты не сдержавшись, стал бросать в него дротиками. Они, эти самые дротики были на присосках, и повредить икону не могли, но само твое действие, конечно, было кощунственно.
—Да, я понимаю, — наверное, ты тогда меня и спасла. Твой крик: «Слава! Слава! Что ты делаешь! — и сейчас стоит у меня в ушах.
—А что сейчас, цела ли та икона, — спросила Вероника.
—Да. — Ответил я. — Цела. Она висит у меня над кроватью. Утром, перед тем как выйти из дома я часто бросаю на нее взгляд. Порой крестюсь.

2000г.