На следующий день Валера встал, как ни в чем не бывало, оделся и пошел в магазин. Вернулся он быстро. Стакан вина заставил его окончательно забыть о произошедшем случае. Не знаю, с каких пор брат перестал привечать своих друзей. Я даже не заметил, когда это случилось. Вначале он отогнал от себя двух парней, которые вместе с ним демобилизовались из армии. Они часто составляли ему компанию. Скоро пришел черед и друзей по двору. Валера перестал делиться. Даже отец, хотя он и желал потянуть рюмочку, был отодвинут им в сторону. Доза, которая требовалась брату, постоянно увеличивалась. Пил Валера неторопливо, смакуя. Рядом лежала книга. Странно, но брат отчего-то пристрастился к литературе. Читал он в основном приключенческие книги. Это его забавляло.

—Вот жизнь, — говорил он мне или же Семену. Двоюродный брат приходил не часто. Однако стоило ему появиться у нас, как Валера, отодвигал бутылку и лез к нему с вопросами. Семен для него был эталоном ума, он любил с ним поговорить. Мне нравилось слушать их разговор. Валера о себе говорил как о пропащем человеке. В его словах порой звучало:
—Я, что? Мне уже не выкарабкаться, одним словом — «алкаш». А вот Колю я бил и буду бить. Он не должен идти по моим стопам. Ладно, училище он мое окончил, но в остальном для него примером должен быть ты, или пусть тот, как его, ну брат матери?
—Дядя Коля!— подсказывал Семен.
—Да, правильно дядя Коля.
Валера погибал на глазах. Просветления не произошло. Его пьянство было болезнью, при том неизлечимой. Помочь ему ничем нельзя было. Больной не хотел быть здоровым и потому он не мог вернуться в ту жизнь, которая была раньше, хоть будущее и страшило его.
После службы в армии Валера работать так и не начал. Чтобы не попасть в число тунеядцев он скрывался от милиции. На улице бывал лишь по нужде — из-за бутылки вина, затем, когда одной было мало из-за двух, трех…
Однажды из магазина вместе с бутылкой он притащил какую-то женщину. Да, самую настоящую женщину, в годах, к тому же грязноватую.
Мать пыталась ее прогнать.
—Уйди, зараза. Куда лезешь. Парню всего двадцать лет, а тебе? Поезжай к себе, что тут тебе пересадочный пункт, вокзал?— кричала мать.
—Я буду у вас жить. Твой сын меня любит. Скоро мы с ним ребеночка «заварганим». Вот так,— и Маша, так звали эту тетю, засмеялась, громко и взахлеб.
Подруге Валеры не нравилось, когда я к ней обращался: «Тетя Маша». Она на меня ругалась матом и обзывала пи…. Я с ней не связывался. В конфликты не вступал. Тетя Маша была недовольна жизнью, и часто напившись, любила поплакать.
Из особой жалости она как-то вдруг принесла в дом котеночка. Потом у нас появилась собачка. Подруга брата явно была ненормальной. И нас делала дураками. Мать хотела сдать ее в милицию, но Валера сказал:
—Я сброшусь с окна. Мы все перепугались и не стали трогать Машу.
Она была лет на двадцать старше моего брата. Вначале их разница в возрасте бросалась в глаза. Я не мог даже представить, как могло такое случиться. Что он в ней нашел.
Вечером у нас в квартире появился участковый милиционер. Его встретила мать. Отец находился в больнице и многого из того, что у нас происходило, не видел, а то умер бы намного раньше отведенного ему срока.
—Вы будете Вера Кондратьевна?— спросил участковый.
—Да!— ответила мать.
—Кем вам приходиться Мария Федоровна,— и милиционер назвал ее фамилию.
—Я, знать такую не знаю,— ответила мать. Минут двадцать она разговаривала с участковым и сумела отделаться от нашей случайной квартирантки. Валера хотел влезть в их разговор, но я его остановил:
—Молчи, и не высовывайся, иначе тебя заберут вместе с ней. Ты, что хочешь в каталажку?— И он затих.
Мать обрадовалась, что тетю Машу забрали.
—Слава Богу,— сказала она мне,— отделались. Разве это женщина. Она даже за собой не могла убраться. Белье у нее грязное, постель менять не хочет. Постирать и то ленилась.
Брат очень сильно переживал. Он привык к Маше. Ему нужна была женщина. И как я понял все равно какая, лишь бы была рядом и вела такой же образ жизни как он.
Когда Машу забрали, Валера был вынужден сам ходить в магазин. Одно время он хотел меня для этого дела использовать, но я постоянно находил причину не выполнять его поручения и брат от меня отстал. Мне было достаточно того, что я из библиотеки приносил ему книги.
После Маши у нас в квартире появилась Татьяна. С ней брата познакомил Тольяныч. Он думал, что девушка сможет оказать на Валеру влияние и изменит его. Татьяна оказалась слабой. Она жила с опаской, боялась какой-то Лидии Ивановны, то ли матери, то ли мачехи, я не знаю. Как после выяснилось — не напрасно.
Как-то поздно вечером в квартире раздался звонок. Мать открыла дверь. Перед ней стояла мощная женщина. Мать попыталась быстро закрыть двери, но не тут то было, женщина с силой надавила на нее и ввалилась в прихожую. Это была Лидия Ивановна. Она нам устроила такой разгон, что тошно стало не только «молодым» — Татьяне и Валере, но и моей матери, отцу и даже мне.
—Я этот ваш притон разгоню,— кричала Лидия Ивановна. Ее голос был похож на голос милиционера. Наши кошки — тетя Маша их развела штук десять, — с мяуканьем разбежались по углам. Собаки — Полкан, Шарик и Майна подняли оглушительный лай. Однако это женщину нисколько не испугало.
Наша квартира была запущена. Мать, навести порядок, не могла. Стоило ей прибраться, как Валера тут же ввергал ее в хаос. Мебель была разбита. Пользоваться ею было опасно. Пьяный брат не раз вымещал на ней свою злость. Семен, когда появлялся у нас в квартире, долго осматривал стулья и, выбрав один из них, садился осторожно не на полную силу. Из-за большого количества живности: мяукающей, гавкающей и бегающей из одной комнаты в другую все было загажено шерстью. В квартире постоянно стоял специфический запах от животных.
Бардак, а еще больше этот специфический запах от животных распалил Лидию Ивановну. Она негодовала. Разошлась не на шутку. Ради тишины, чтобы не привлекать внимания соседей мать оторвала Татьяну, удерживаемую Валерой, и вытолкала ее за порог.
У меня от крика Лидии Ивановны долго еще шумело в ушах. Валера на уход Татьяны отреагировал следующими словами:
—Жениться нужно на сироте!— Тетя Маша была той самой сиротой. У нее в Москве никого не было. Она была иногородняя. О себе тетя Маша ничего не рассказывала. Я не знаю, может с братом она и делилась своей биографией, — меня ее жизнь не волновала. Спутница Валеры для меня была — пустое место. Даже когда она выскакивала из комнаты брата почти голая в туалет или в ванную я не обращал на нее внимания. Отвращение которое я долгое время испытывал к девчонкам, наверное, было вызвано от общения с нею.
Валера порой моргал мне слащаво глазом, и спрашивал:
—Хочешь?— Потом не слова не говоря задирал ей халат, и из-под него выплескивался круглый зад тети Маши.
Я плевался и убегал из дома. Валера смеялся.
—Да ты ведь уже взрослый. Чего ты боишься? Бабы испугался, и он снова гоготал. Вместе с ним смеялась и тетя Маша.
Забыть тетю Машу брат не мог. Свою злость он вымещал на нас. Отец не выдержал и снова, в который раз слег в больницу. Даже водка не могла его успокоить.
—У меня от него весь желудок в язвах. Этот Валера сведет меня в могилу,— жаловался он нам.
Однажды после долгого перерыва приехала отцова сестра тетя Валя с дядей Петей и со своими детьми Григорием и Виктором. Они уже были взрослыми. Тетя Валя ими была довольна. Но мать считала, что их нельзя сравнить с моим двоюродным братом Семеном. Если честно они ему и в подметки не годятся.
—Вот мой Коля,— кричала, обнимая племянника мать. Она на всю жизнь запомнила подмеченное мной сходство двоюродного брата с дядей Колей и теперь с этой мыслью не расставалась.
Братья по линии моего отца были молодцы. И Григорий, и Виктор работали на заводе. У них были хорошие специальности, и они получали прилично. Что больше всего выделяла тетя Валя — это то, что ее дети не курили и не пили водки. Для меня было странным то обстоятельство, что они беспрекословно следовали за матерью и во всем ее слушались.
—Ты же наш,— кричала тетя Валя Валере, иначе он бы ее не услышал, — ты же наш. Что ты делаешь? Он! — и она тыкала в меня пальцем, — он село, как и его мать. Ему в навозе копаться. А ты красавец и ростом и фигурой вышел — гусар — наша порода.
Мать неожиданным появлением родственников своего мужа была недовольна. Ее, выпад Валентины Фоминичны, вывел из себя. Разгоралась ссора. Я крепился, не влезал, хоть мне и не понравилось то, что тетя Валя обозвала меня селом. «Зря, — думал я, — она затеяла этот сыр-бор».
—Ты не должен жить в этом навозе! Это они могут, но не ты, — кричала тетя Валя. — Я наведу здесь порядок. Есть в этой квартире швабра, тряпка, ведро? — обратилась она к матери. Я думал, мать сейчас тете Вале задаст, но нет — огонь, едва вспыхнув в ее глазах, вдруг погас:
—Там! — спокойно сказала она, неопределенно махнув рукой в сторону ванной комнаты. Я догадался, мать поняла, что Валентина Фоминична хочет спасти Валеру. Главное было для нее, чтобы сын очнулся, пришел в себя.
Тетя Валя все, что было необходимо для уборки, нашла сама. Валера, после ее крика уже не мог защитить своих животных. Она их всех на глазах у брата повыгоняла на улицу и затем вымыла полы, вытерла с мебели пыль, прошлась с пылесосом по коврам. На миг я почувствовал себя лет на десять моложе.
Родственники провели у нас выходные дни и уехали. После их отъезда все вернулось на круги своя. Первыми дорогу разыскали собаки. За ними пришли и кошки. Валера их всех впустил в квартиру.
—Ну, зачем ты! — заорал я на него,— снова у нас псарня.
—Да я тебя, только вякни,— набросился на меня брат, размахивая кулаками. Я еле убежал. Валера был сильнее меня. К тому же я старался не связываться с ним. Не хватало, чтобы мы братья дрались между собой.
Живность Валере напоминала о его Маше. Он не мог расстаться со своими собаками и кошками и готов был выгнать из дома меня, мать, отца.
Трудно поверить, но, возможно, брат предвидел весь ход событий и не стал связываться с тетей Валей, — разрешил ей выгнать животных. Правда, Валеру напугали ее слова сдать его на принудительное лечение от алкоголизма. Однажды он долго обсуждал эту проблему с двоюродным братом Семеном. Я слышал, как Валера упирался.
—Я старый. Вот пожил с Марией и понял ста-ры-ый. Татьяна, помнишь ее, такая красивая девушка — так вот она мне не подходила. Она молодая для меня! Смотри, у меня даже седина
Родственники провели у нас выходные дни и уехали. После их отъезда все вернулось на круги своя. Первыми дорогу разыскали собаки. За ними пришли и кошки. Валера их всех впустил в квартиру.
—Ну, зачем ты! — заорал я на него,— снова у нас псарня.
—Да я тебя, только вякни,— набросился на меня брат, размахивая кулаками. Я еле убежал. Валера был сильнее меня. К тому же я старался не связываться с ним. Не хватало, чтобы мы братья дрались между собой.
Живность Валере напоминала о его Маше. Он не мог расстаться со своими собаками и кошками и готов был выгнать из дома меня, мать, отца.
Трудно поверить, но, возможно, брат предвидел весь ход событий и не стал связываться с тетей Валей, — разрешил ей выгнать животных. Правда, Валеру напугали ее слова сдать его на принудительное лечение от алкоголизма. Однажды он долго обсуждал эту проблему с двоюродным братом Семеном. Я слышал, как Валера упирался.
—Я старый. Вот пожил с Марией и понял ста-ры-ый. Татьяна, помнишь ее, такая красивая девушка — так вот она мне не подходила. Она молодая для меня! Смотри, у меня даже седина есть. — И Валера полез пальцами в свои густые волосы и стал крутить их, выискивая седые волосинки. Конечно, никакой седины у него не было. Но он в чем-то был прав. Душа его жить устала. Усталого человека новизна пугает. Мой брат не хотел изменений. Семен только зря потратил время. Валера, соглашался, кивал головой, а в итоге ничего не сделал, хотя аргументы двоюродного брата и были убедительны. Валера был в тупике. Он так и сказал о себе:
—Я в тупике. Мне из него не выбраться.
Валера не представлял, как он, пройдя курс лечения, сядет за стол. Неужели исподтишка вместо водки наливать себе в стакан воду и выпивать ее, делая вид, что вода имеет градусы. Чушь какая-то. Ведь есть слова — «нужно выпить»!
—Слов — «нужно выпить» в твоем лексиконе просто не должно быть. Запомни это, — сказал ему Семен, — иначе все лечение насмарку и тебе снова необходимо начинать сначала.
Семен ушел, а Валера так и остался сидеть в своей комнате у раскрытого окна. Он с силой сжимал голову. Последнее время мой брат так часто делал. Его оставили в покое, никто в его жизнь не вмешивался. Иногда мать подходила к нему и говорила:
—Валера, сынок иди, поешь.— Он с трудом поднимал отяжелевшую голову и непонимающе смотрел на мать.
—Хорошо-хорошо, я сейчас тебе принесу,— отвечала мать и бежала на кухню. Валера все время о чем-то думал. Порой он говорил сам с собой. Когда я, услышав его речь, заходил в комнату и спрашивал:
—Валер, ты что?— он отвечал, — да нет, ничего. Это я так. Мысли вслух.
Я, мать, отец, мой двоюродный брат Семен — мы все видели, — Валера гибнет. Ему оставалось жить считанные дни, часы, минуты.
Окно, проклятое окно, хотя оно и не причем. Мне в тот день хотелось его прикрыть. Но я не смел. Брат сидел рядом на кровати, читал какую-то книгу и, конечно же, пил свое вино. Бутылка стояла на подоконнике. Потянувшись рукой к ней, он в который раз налил себе рюмку и залпом осушил ее. Затем снова уставился глазами на белые страницы. Он вряд ли в тот день помнил название книги, знал, о чем в ней было написано. Я по просьбе матери, она боялась за него, нет-нет и наблюдал за братом.
—Странно, здесь я, кажется, читал!— Услышал я его слова. Он не мог сосредоточиться и поэтому не понимал смысла написанного. Внизу, на первом этаже дома было кафе. Шум, крики и музыка все это отвлекало Валеру. А потом он возможно усиленно с мукой думал о своей судьбе, как будто перебирал грязное белье. Так часто делала мать, отделяя белое от цветного, когда принималась за стирку.
Я заглянул в комнату: брат, свесившись над окном, что-то кричал вниз, в темноту. Он часто любил смотреть вниз с окна. Я, хотел подойти к нему. Но он вдруг почувствовал на себе мой взгляд и повернулся. Глаза его были совершенно трезвые. Они меня поразили. И я ушел. Побыл в комнате отца. Он смотрел телевизор. Затем отправился на кухню. Мать мыла посуду. Рядом возле нее крутился Полкан. Под ногами мяукала кошка.
Вдруг с улицы раздался громкий крик, и мы услышали удар. Полкан бросился к Валере в комнату. Я побежал за ним. Брата в комнате не было. На полу валялась бутылка, из нее кровью разливалось вино. Собака, опершись передними лапами на подоконник, залаяла в темноту. Рядом с Полканом крутилась Майна и Шарик. Они жалобно выли.