БЕЛЫЕ ПЕСКИ

1

Торопиться, ― давить на акселератор необходимости не было, так как Семен выехал из Москвы рано утром, еще затемно, пользуясь хорошей дорогой, легко преодолел не одну сотню километров. До дома, в большом селе Щурово, в котором он когда-то провел детство, оставалось всего ничего.

Семена вел брат Федор. Он, время от времени делал запрос о месте нахождении родственника, тот отвечал. Ответы не были серьезными, например, оставив позади Наро-Фоминск, Семен шутливо отписался: «на нарах не лежал». Такое сообщение было связано с тем, что Федор в этом городе два года отслужил в армии танкистом. Затем, когда автолюбитель перебрался через известную реку, написал: «Угра, стояния никакого не было, мост отличный». Что еще? Москвича отчего-то заинтересовала обычная речушка под названием Брынь, и он тут же сообщил о ней брату. Затем она, сделав петлю, снова приблизилась к дороге, и Семен сообщил второй раз: «Брынь-Брынь». Федор, конечно, его не понял и, немедля отправил сообщение: «тут без пол-литра не разобраться». Ну, хорошо подумал родственник, однако в дискуссию ввязываться не стал: от дороги отвлекаться не следовало.

Многие из городов: Калуга, Жиздра, Брянск Почеп, Унеча, Клинцы остались в стороне. На Брянской земле у памятника воинам-водителям автолюбитель посигналил, остановился, покушал, немного отдохнул. На все-про-все ушло пятнадцать-двадцать минут. Задерживаться основательно Семен не собирался, лишь размялся: присел-встал, присел-встал. Дорога у него должна была занять семь-восемь часов. По времени он укладывался. Федор последние километры брата не доставал. Возможно, одной из причин была плохая связь.

Семен вел себя спокойно, хотя и чувствовал некоторую усталость. Дорога не кишела автомобилями. Оттого внимание у него было притуплено. Однажды придуманный им анекдот: едешь-едешь, догнал вереницу машин, обогнал, снова догнал, снова обогнал, затем догнал, пристроился в «хвост» и добрался до места, ― мог работать в одну сторону при поездке в Москву, но никак не до Щурово. Правда, то, что не следовало расслабляться, он понял довольно быстро: неожиданно на пересечении основной трассы с дорогой из небольшого поселка перед ним возникала фигура женщины. Затормозил Семен резко. Автомобиль остановился легко без какого-либо заноса. Сработала автоматика. А еще то, что скорость была километров шестьдесят не более. Он тут же выскочил из машины и снова увидел женщину. Она тащила через дорогу сумку на колесах. Шла неторопливо. Одета женщина была в длинное плотное темно-зеленого цвета платье, из-под которого при движении высовывался то один то другой ботинок, на голове у нее был Павлово-Посадский платок с бахромой, туго завязанный вокруг шеи. Точно такой платок когда-то носила и мать Семена, ― черный с красными цветами.

Это было, какое-то наваждение? Разве в реальности такое могло быть? Нет! Нет и нет!

―Не понимаю! ― выкрикнул Семен, не ожидая, когда женщина подойдет к нему ближе: ― Вы, вы же были у меня только что перед машиной и вдруг, как ни в чем не бывало снова выходите на дорогу?

―Что я? Ненормальная, бросаться к вам под колеса! Я еще пожить хочу! У меня на руках внучка! ― Зеленые глаза нарушительницы вспыхнули и медленно погасли, сделавшись черными. Женщина поправила платочек и продолжила: ― Это была всего лишь моя тень, или как там у вас молодых сейчас говорят: копия, реплика, клон? Она пошла через дорогу. А остановила я вас неслучайно. Была вот в гостях у своей подруги в Дубраве. ― Семен тогда не придал значения ее словам. Хотя не так давно за неделю до отъезда встречался со своим одноклассником. Он был родом из этой самой деревушки. Товарищ, подняв стакан водки, пожаловался другу: «Все, после смерти моих «предков» ― родителей мне больше некуда ездить, опустела моя Дубрава, о-пу-сте-ла», ― и, поник головой.

―Я, вот, ― снова, заняв внимание автолюбителя, размеренно проговорила женщина: ― еду, точнее иду домой. Меня, наверное, уже заждалась внучка. Она у меня красавица! ― помолчала, затем продолжила: ― Да-а-а, о чем это я? Так вот ногами, сам знаешь, топать далеко, а на машине раз и там. Стара, я стала, годы мои уже не те, ― помолчала, затем, подняв на Семена глаза, спросила: ― Ну, мне как, можно на вас рассчитывать? Довезете, не оставите на дороге?

―Садитесь бабушка, что же делать, ― ответил Семен и поспешил распахнуть дверь автомобиля, но видно не ту, так как женщина помотала головой: она пожелала усесться рядом, возле водителя. Москвич, как истинный джентльмен хотел ей помочь, но та резко отстранила его руку и сама забралась на кресло, а вот сумку на колесах отдала в его распоряжение.

Неторопливо устроившись в машине и, дав начать движение, женщина открыла рот:

―Меня зовут Маниха. ― Семен хотел представиться, но женщина опередила его: ― Не нужно. Я вашу породу знаю, хотя лично с вами за руку не знакома. ― Она помолчала, затем продолжила: ― Я вижу, что вы устали, постараюсь для вас не быть обузой и надолго не задержать. Может, даже чем-то помогу, ― помолчала. Семен услышал ее, но никак не отреагировал. Она взглянула на него и добавила, словно, в оправдание: ― Мне тут недалеко.

―Ну, недалеко, так недалеко, ― ответил автолюбитель и уставился на дорогу. У него не было желания проехать мимо своего села. Он был уже запрограммирован на записанный в голове маршрут и, добравшись до Щурова, мог просто расклеиться: вначале бы отказали глаза, затем руки, ноги, разболелось бы неожиданно тело. А рисковать Семен не хотел.

Дорога была неплохой. Машина шла легко. Они проехали поселок Вариново. В нем когда-то еще девочкой жила мать Семена, пока не вышла замуж и не переехала в Щурово к мужу, в маленький домик его родителей. Наверное, благодаря этому обстоятельству молодая семья довольно быстро приобрела свой угол, а затем на этом месте поставила большой кирпичный дом. Это в него направлялся Семен на побывку. Дом, после смерти родителей вначале достался в наследство ему и его сестре, которая после, на определенных условиях от своей доли отказалась в пользу брата, так как жила далеко в Сибири. Он ей оказался без надобности. Отец и мать среднему своему сыну Александру, после его женитьбы ― деньги были, ― сторговавшись с Хорошенькой купили большой готовый дом, а вот Федору ― младшенькому построили из нова. То есть жильем все дети были обеспечены.

Семен, в родных местах давно не был и вот горел желанием пожить в одиночестве вдали от цивилизации, осмотреться, и как говорят, поискать где-то затерявшееся детство. В  Щурово он получил аттестат  зрелости, ― окончил среднюю школу и, наверное, жил бы много-много лет, как его братья, но после службы в армии неожиданно вместе с другом уехал в Москву. Правда, и из Москвы после окончания института молодой специалист чуть было не укатил, нет, не назад в село, хотя тянуло, а в другой город, приглашали не раз, давали хорошую должность, однако остался, наверное, из-за того, что на тот момент был женат. Он мог взять участок под дачу, ― организация предоставляла шесть соток земли, и построить себе домик, что напоминало бы ему житье в Щурово, но не взял. Отец, когда Семен, однажды, приехал на побывку в отпуск, сказал, как отрезал: «Посмотри на этот большой кирпичный дом, ― чем тебе не дача? Уйдешь на заслуженный отдых, приезжай и живи!».

И вот Семен ехал. Было желание почувствовать себя сельским жителем или хотя бы дачником. Никогда им не был. Его спутница, подсаженная недалеко от поселка Дубравы молчала. Наверное, была занята собой. Это, уже после, москвич понял, что она не сидела сложа руки: иначе бы добравшись до Щурово и вырулив на свою улицу, он вдруг, ни с того ни с сего спокойно не проехал бы свой дом даже не взглянув на него, не выехал бы из села и не отправился бы дальше. Автолюбитель добрался до леса, через лес до реки, переехал ее по мосту, после чего завернул на проселочную дорогу. И вот тут вдруг осознал, где он находится и что делает. Немыслимо, как я мог так поступить опрометчиво ― ни с того ни сего проехать свой дом? ― подумал Семен.

Маниха сообразив, что москвич пришел в себя, слегка поерзав на сидении, подала признаки жизни:

―Не торопись, поезжай чуть помедленнее, впереди низина. Это сейчас она не залита водой….

―А куда мы едем? ― спросил Семен. Дороги назад уже не было. Кричать и размахивать руками, нужно было раньше.

―Куда-куда? ― передразнила его женщина, и глаза ее вдруг вспыхнули зеленым светом: ― В Ивановку. Ты же местный! Что, не узнал? Уже немного осталось. Совсем ничего.

Семен знал о существовании Ивановки. Правда, бывать в ней ему не приходилось. Это его средний брат Александр по молодости любил ездить туда на мотоцикле с ребятами «до девок».

Что он мог сказать об этом поселке? Видел его, правда, только издали, поднявшись на противоположный крутой берег реки, когда в детстве ходил на рыбалку. Это место у ребят называлось Бобровым, и было отмечено обгрызенными и поваленными в реку деревьями. Рыба там клевала отменно. Без улова никто не уходил. Оказаться на Бобровом месте было непросто, не иначе, сделав большой крюк: километров десять. Был еще один из способов, позволявший раза в два уменьшить расстояние, ― отправиться на Бобровое место со стороны Белых песков, правда, для этого нужно было, взяв в руку палку, одолеть небольшое болотце. Оно обычно открывалось только сухим летом, а так в нем стояла вода.

Ребята ― Семен, Александр и Федор обычно рыбалку совмещали с другим не менее важным делом, ― помогали отцу пасти коров. В Щурово было два стада по сто, а то и более голов. Одним из них «командовал» их родитель. Он нанимал подпасков. Весной и осенью от них не было отбоя, а вот летом часто были проблемы и отец на школьные каникулы «запрягал» своих сыновей. Правда, не просто так, за хорошие подарки. Он, в свое время, купил им фотоаппарат, гармонь, ружье, да и многое другое. Обижаться не было причин. Тогда люди жили бедно, не шиковали.  У многих их друзей ничего этого не было.

Что ребятам не нравилось в этой работе? Это то, что вставать нужно было с петухами ― чуть свет, заглядывая в каждый дом собирать коров, затем гнать их  в сторону Щурова Лога, на луга. Вдали от людских глаз дети себя чувствовали хорошо, особенно после дойки коров, когда крикливые женщины оставляли их в покое, и они вместе со стадом следовали через лес на водопой и отдых на Белые пески ― возвышенное место у реки. Один из братьев оставался с отцом наблюдать за животными, а другие, вытащив из кустов припрятанные удочки, торопились на Бобровое место. Там, им никто не мешал. «Белые пески» от Щурово находились в отдалении, оттого редко кто туда захаживал. Для детворы на рыбалку было проще отправиться по дороге на мост, а не идти по коровьим тропам. Они, как тогда говорили дети, были «заминированы»: можно было  невзначай босыми ногами наступить «на лепешку» и испачкать их. Не все такое могли стерпеть.

Семен еще собирался что-то вспомнить из далекого детства, но женщина его неожиданно одернула:

―Здесь, молодой человек попрошу быть очень внимательным, не отвлекаться, ― Москвич тихо хмыкнул: какой это «молодой человек»? Был им, спору нет, лет, наверное, двадцать назад.

―Осторожнее, ― снова подала голос женщина: ― постарайся двигаться легко, будто переступаешь носочками ног с кочки на кочку… ― Семен, послушался ее, не хватало забуксовать в трясине, ― где нужно мягко притормаживал, а где слегка нажимал на акселератор, придавая автомобилю небольшое ускорение. Вдали, слева от них метрах в ста поблескивало зеркало реки. Незаметно они въехали на неухоженную улицу. Это была Ивановка. Вся, заросшая травой, кустарником, молодняком березы, сосны, осины. Дома были брошены. Они под воздействием непогоды разрушались и не только. Некоторые из крыш были разобраны полностью, или же частично. Постарались мародеры. Увиденное представляло жуткое зрелище. Будто ребра торчали жерди из гниющего чрева, там и сям лежащих исполинов ― домов. Семен представил, что будет через месяц, другой,  когда лето войдет в свои права и зелень, уже охватившая эти места, словно «цунами» зальет и поглотит все вокруг. А ведь не так давно в этом поселке кипела жизнь: слышался глухой басок мужика, крик женщины и, конечно же, смех и визг малышни. Да, что тут говорить, даже большое село Щурово и то потрепала жизнь похуже любой войны. Половина домов пустует. А те, что заняты, в них доживают свой век старики. Молодежи очень мало. Улицы пусты. Тишина.

Автолюбитель, буквально продирался, между стоящих по бокам деревьев, едва не касаясь ветвей опасно нависших над дорогой-улицей. Что было интересно? Порой ему казалось не проехать, но они вдруг будто бы приподнимались и пропускали. Мужчина мысленно крестился и продолжал путь.

―Ну, где мне притормозить, у какого дома? ― спросил Семен у женщины, пытаясь заглянуть ей в лицо.

―Я подскажу, уже недалеко, осталось метров сто…. Мой дом, правда, отсюда не виден. Он удачно поставлен, не мозолит людям глаза. ― Семен тут же представил родительский дом. Отец его ставил рядом со старым деревянным так, чтобы он не вылезал, был подальше от дороги. Баба Паша соседка ― это было, когда каменщики стали заливать фундамент, увидела и взмолилась: ― Володя, ну что же ты делаешь? Разве ты не видишь, что когда снесешь свой старый дом, моя глухая стена будет вся как на ладони! ― Отец нашелся, что ей ответить: ― Не беспокойся, я спрячу ее, разобью небольшой садик. ― После так и сделал: высадил несколько яблонь и вишен. Семен ― воткнул в землю липу. Она выросла огромной и высокой, нависая над черепичной крышей дома бабы Паши. Правда, бабы Паши давно уже нет. Жалко, умерла через несколько лет после того, когда Семен, вернувшись из армии, уехал устраивать свою жизнь в Москве, поступать в институт.

―Так-так-так, ― сказала, неожиданно встрепенувшись, попутчица, ― мы уже подъезжаем! Вон и моя внучка стоит с белым платочком у калитки! Нас выглядывает. Она даже ворота вам открыла. Так что заезжайте прямо во двор. ― Москвич хотел было воспротивиться, но, подумав, согласился, однако ничего не ответил, засмотрелся на внучку. Уж очень она была хороша: невысокого роста, идеально сложена, лицо белое, большие зеленые глаза и аккуратный нос, волосы распущенные, как у русалки, ее босые ноги крепко стояли на земле. Правда, что-то было не так. Но что, он так и догадался. Ее нельзя было сравнить с накрашенными городскими особами. Семен, начав осмотр с ног, заглянул девушке в лицо и увидел, та, щурясь на солнце, хитро улыбается, заметила, что приглянулась.

Маниха, хотела что-то сказать, но Семен не отрывая взгляд от внучки, опередил ее ―  и тут же, сообщил:

―Давно, я не бегал по земле босяком. Ох, как давно! А ведь в детстве вся наша ребятня, еще, не успев окончить школу, вернувшись с занятий, сбрасывала с ног тяжеленые ботинки и до темноты носилась по улице.

Завернув руль автомобиля круто влево, они въехали во двор. Семен тут же представил как, переключив на заднюю скорость, сделав все в точности до наоборот, он снова окажется на дороге, затем заглянув в зеркало заднего вида, москвич снова уставился на девушку. Ау-у-у парни, отчего вы часами сидите по домам за мониторами компьютеров в Интернете, а не назначаете красавице встречи, не торопитесь в поселок Ивановку или еще куда-нибудь, что в России мало таких забытых богом селений, мало прелестниц?

Едва Семен заехал во двор, как тут же, оставив в покое свою попутчицу, он бросился помогать девушке, закрывать ворота. На стыке створок они встретились, и до москвича донесся ее мягкий приятный голос:

―Здравствуйте, молодой человек! ― Ну, вот, подумал Семен: «снова эти бабушкины слова: ― «молодой человек», ни как это козни Манихи? Чего ей стоит, изменить меня в глазах внучки, не меняя внешность. Она, наверное, и не на такое способна. Иначе бы я не проехал свой дом.

―Я, Волина, ― сказала девушка и без какого-либо стесненья протянула руку. Москвич взял ее ладонь и слегка замешкался, затем, опомнившись, быстро назвался: ― А я, Семен! ― хотел добавить ― Владимирович, ― но отчего-то осекся, во рту стало сухо, язык отяжелел.

―Очень приятно! ― донесся до него ее голос.

Затем, внутри что-то будто щелкнуло, опомнившись, Семен бросился к машине и открыл двери. Из салона неторопливо вылезла, на время забытая им, попутчица и пригласила пройти в дом.

―Хочу угостить вас своим чаем! Возражений я не принимаю. А уж потом можете и откланяться!

Захватив сумку на колесах, москвич покатил ее вслед за женщиной, но не успел проскочить в проем двери, она вдруг неожиданно закрылась перед самым носом, а затем снова открылась, открылась от руки Волины:

―Я, поддержу, проходи, ― сказала девушка и улыбнулась: ― Бабушка может так вдруг неожиданно….

―Хлопнуть дверью? ― спросил Семен.

―Ну, да! Вы же все на меня смотрите, и оттого к ней невнимательны! ― ответила Волина: ― Вот она и пошутила. Правда, без всякой обиды. Так, для вида. Я думаю, что вы ей чем-то понравились. Иначе бы…., ― девушка еле слышно прошептала: ― вас тут не было бы.

Семен, а следом и Волина вошли в полутемное помещение. В доме он увидел перед собой большую печь. Внизу на небольшом табурете пыхтел самовар. Его железная труба была выставлена в зев печи, наверное, оттого Семен не почувствовал запаха дыма. Женщина накрывала стол.

―Молодец, внученька, молодец! Ты, зря времени не теряла, подготовилась к моему приезду, все сделала, как нужно. Я сейчас в честь гостя заварю наш фирменный чай, а ты сходи, нарви для него впрок нужных травок. Они ему еще пригодятся. Знаешь для чего.

―А можно и мне сходить за травками? ― спросил Семен и, ожидая ответа, взглянул Манихе в глаза.

―Можно, можно! ― тут же согласилась хозяйка дома и отпустила их на улицу. Они, не мешкая, выбрались из полумрака на свет. Окна в доме были небольшими, солнце пропускали плохо, а электричества в поселке уже не было. Москвич, заметил на столбах порванные провода.

Волина сразу же увлекла Семена в сторону реки, на пригорок. Там было изобилие трав. Видно оттого, что земля лучше, чем где-либо прогревалась под майским солнцем. Гостью было интересно, с какой такой целью попутчица хотела снабдить его травами. А еще, он пытался разглядеть, какие растения выберет из большого разнотравья девушка? Однако ни того, ни другого узнать ему не удалось. Волина не проболталась. Она на заданный вопрос ответила просто:

―Бабушка мне сказала собрать, я и собираю! А какие травы? Смотри! Мне скрывать нечего!

Да, девушка рвала травы у Семена на глазах, но так ловко, что попробуй, определи. А потом, они только поднимались, и чем-то были похожи между собой. Затем москвич не так хорошо в них разбирался, хотя немного и был сведущ. Однажды, купив по случаю книгу о травах матери в подарок, долго ее держал у себя, и пока не отдал, читал, перечитывал.

Из того пучка, который собрала Волина, мужчина уловил лишь тонкий запах полыни и всего лишь.

При сборе трав девушка вдруг разоткровенничалась:

―А знаете, бабушка вас не зря заманила в Ивановку, ― сказала она, неожиданно перейдя на «вы», хотя еще минуту назад легко и просто говорила ему «ты», считала «молодым человеком».

― Она это сделала для нашего с вами знакомства. ― Семен оторопел. Ему это все показалось странным. ―Бабушке, ― продолжила девушка, ― во что бы то ни стало, хочется мне помочь. Знаете, по меркам прошлого века, я уже «старуха»: мне скоро будет тридцать лет, а вот все еще хожу в «девках». У меня  до сих пор нет парня, даже на примете.

―Ну и что из того? ― не удержался москвич: ― Найдете. Сейчас девушки поздно выходят замуж, поздно рожают, очень даже поздно, некоторые в сорок лет. ― Он тут же подумал о жене своего тридцатилетнего сына, ― невестка китаянка ― лет на десять старше его, тем не менее, как нетрудно было женщине, забеременела и родила мальчика. ― Вы, зря так волнуетесь, ― попытался успокоить ее Семен, ―у вас тоже будут дети, ― помолчал, затем, взглянув на нее, не удержался: ― Это, что еще за уныние во взгляде? Ты смотрела на себя в зеркало! Или же у вас в Ивановке нет зеркала? Я могу привезти. Для меня это не проблема.  Ты, ты же красавица! Что тебе никто об этом не говорил?

―А у кого это у вас? У тебя и меня? ― спросила девушка, пропустив последние слова москвича и снова перейдя с «вы» на «ты», хитро улыбнулась. Семен, опешил, нервно переступил с ноги на ногу. Ему трудно было ответить ей, но он все-таки собравшись, нашел в себе силы:

―Я, женат, а потом для тебя не подхожу по возрасту, хотя, если вникнуть в твои только что сказанные слова, мне известны случаи, когда и в пятьдесят лет мужчины, успешно сделав карьеру,  женятся.

―Ну, вот, ― сказала девушка, ― женятся! Однако, я не из таких чтобы выходить замуж.

―Но ведь бабушка жить будет не вечно, и оттого торопит тебя, так? ― задал Семен вопрос.

―Да! Она хочет помочь мне подрастить девочку. Я не раз слышала от нее, что детей поднимать тяжело! Мне все это понятно. У меня сложный характер. Бабушка со мной хлебнула горя. Это ее слова. Я ведь росла без матери.

―А что случилось с матерью? ― спросил Семен и тут же прикусил язык, не стоило. Однако девушка ко всему происходящему в жизни относилась по-философски и на вопрос москвича ответила спокойно:

―Она, однажды, оставив меня на свою подругу, отправилась в Щурово делать бумаги. Затем, когда возвращалась домой, спешила, чтобы не делать крюк: до моста о-го-го сколько, решила перебраться через реку. Был ледоход, прыгая с льдины на льдину, мать упала в воду, и утонула, хотя очень хорошо умела плавать. Она рано утонула, мне было, наверное, лет пять. Я, ее долго ждала и не дождалась. ― Помолчала, затем, взглянув на Семена, продолжила: ― Я тоже однажды утону, но после бабушки. Так, она мне сказала. И это должно быть и ни как не иначе.

―Глупости, ― ответил москвич. ― У каждого человека своя судьба и необязательно бабушке, а тем более тебе повторять судьбу матери. Ты будешь жить долго и счастливо, я это вижу!

―Да-а-а? ― усмехнулась Волина, неожиданно вспыхнув: ― Ты, ты меня видишь? Скажи еще, что насквозь! ― Заглянула в лицо. ― Глаза у тебя русалочьи. Этого отрицать нельзя. Но и всего лишь. Пошли лучше. Довольно чесать языками. Мне нужна еще одна травка, точнее корешок. На этом сбор будет полон.

Девушка шла впереди, Семен несколько удрученный за нею. Они спустились вниз, к реке. Волина, став на самый край берега, протянула ему руку. Ей требовалась страховка. Затем девушка наклонилась, настолько, насколько это было возможно, над водой и стала что-то искать на дне.

―Держи меня, крепко держи, упрись ногами в землю, а не то, я утону раньше бабушки, ― сказала Волина и засмеялась.

Это с ее стороны было несерьезно. Однако, Семен, схватив Волину за руку, весь напрягся, не хватало им оказаться в холодной реке. Переплавной-то, еще не было. Можно заболеть.

Через мгновенье с азартом в голосе Волина крикнула: ―Давай! Тащи! ― Москвич, не мешкая, так как под ботинками неожиданно появилась вода, ноги могли соскользнуть, резко потянул девушку на себя, она оказалась в его объятьях, лицом к лицу. Ощутив ее солоноватые губы, Семен невольно поцеловал их. Волина тут же обмякла, но затем вдруг напряглась и начала мягко высвобождаться из его рук, после сглотнув слюну, проговорила:

―Ну, все, все, будет, не время еще, пошли! Бабушка, наверное, нас уже заждалась. ―Семен отступил и девушка, вдруг вспыхнув, выкрикнула: ― Вот ты удивлен, отчего я тебя называю молодым человеком, так? А ты взгляни на кисти своих рук. Они как у молодого парня.

Назад, они проследовали молча. Девушка, оторвавшись от Семена на расстояние десяти-пятнадцати шагов, останавливалась, вглядывалась ему в глаза и снова торопливо шла вперед: в сторону дома. Лицо у нее было серьезным. Никакой насмешливости. У автомобиля Волина протянула москвичу тряпицу. Было не известно, когда она успела в нее сложить травы:

―Положи это в бардачок. Ткань, ― это хлопок, ― не даст им заплесневеть, влага будет уходить не быстро, в самый раз. Ты это сам почувствуешь, когда однажды невольно вспомнишь о моем подарке, спохватившись, возьмешь тряпицу в руку.

―Ну, хорошо-хорошо! Я возьму травы, заварю их, выпью отвар и, что будет со мной после? ― спросил Семен, закрывая дверь машины и направляясь вслед за девушкой в дом.

―Что-что? Проснешься на следующий день как огурчик без проблем в голове. Вот что!

Волина отворила дверь и, когда Семен оказался рядом, вошла вовнутрь, он следом. Стол был накрыт скатертью. На нем стоял самовар, а не на табурете. На самом его верху красовался керамический цветастый чайник. В середине стола находились вазочки и розетки с вареньем, цукатами и прочими яствами. А еще Маниха достала из печи румяные пироги. Она явно не могла приготовить их сама. Не успела бы. Это была работа внучки.

Семен и Волина сполоснули руки тут же в большой комнате под рукомойником, вытерли их о полотенце, висевшее рядом на гвозде, и по приглашению бабушки уселись за стол.

―Перед трапезой принято прочитать молитву, перекреститься. Но у меня нет икон, ― сказала Маниха и виновато взглянула на гостя: ― Хотя они в этом доме были. Их, наверное, в девяностые годы продали бывшие хозяева или же украли злые люди. Я не знаю. От них сохранился в красном углу след.

―Ничего страшного, ― ответил Семен, ― хотя я и крещен, но после советского периода жизни бывает, то верю в Бога, то не верю. На то есть причины. О них долго говорить. Да, наверное, сейчас это и не к чему!

―Да, ты прав! ― подхватила Маниха и продолжила: ― Что я тебе скажу. Мы к христианам относимся с пониманием, хотя икон и не держим, но не из-за того, что не верим. Мы верим. Только мы по жизни язычники.

―Как это Язычники? ― опешил москвич: ― Уж, прошло более тысячи лет со дня крещения Руси. За этот период времени попы с самодержавием, а после коммунисты со своими  атеистическими взглядами ― ну, вы понимаете, ― могли, кого угодно склонить одни к вере, а другие к безверию, ― сказал Семен и неожиданно умолк, затем, подобрав нужные слова, продолжил: ― А вас получается, не склонили. Да-а-а?

―Не склонили! Мы верим во всемогущего Рода, сына Хорса и его воплощения: Коляда, Ярило, Даждьбога или Купала и Сварога. Каждое из этих воплощений действует в свой сезон года. В нужное время мы к ним обращаемся за помощью. Есть у нас еще такой Велес, брат Хорса. Мы используем ритуалы. Они чем-то похожи на ваши праздники, но, проходят не в храмах, а под открытым небом оттого, возможно, более яркие, завораживающие. ― Маниха умолкла, заметив, что Семен еще не притронулся к чашке с чаем, не удержалась:

―Да, что же это я. Все говорю и говорю. Пейте, пейте молодой человек. Есть люди, которые много бы дали, чтобы вот так попросту попить у меня чаю. Я вам и в дорогу дам запарки, расскажу, как ею пользоваться. Мой сбор от всех хворей. Не пожалеете, что заехали ко мне.

―А я уже получил. Меня травами снабдила ваша красавица-внучка, ― сказал «молодой человек» и осторожно пригубил, сделав из чашки маленький глоток.

―О тех травах забудьте. Для них придет свое время. Дайте им высохнуть и набраться силы.

Вкус был приятный, отличавшийся от всех чаев, которые Семену приходилось пить. Он даже китайский чай пил, не тот, который продается в магазинах, а привезенный непосредственно из самой страны. Его, в подарок чтобы удивить родителей мужа достала по случаю у монаха невестка китаянка.

―Вы молодой человек чай лучше пейте не из чашки, а из блюдечка, как это делаю я и моя внучка. Он не будет таким горячим, а еще вам откроется его аромат. ― Семен, тут же бросил взгляд на девушку. Да, наверное, так и нужно пить горячий чай, а никак не иначе. Так пила его бабушка, он в детстве, да и его дети: дочь и сын тоже. Зачем ему строить из себя москвича интеллигента. Он здесь на родине ― сын пастуха. А еще русский человек.

Семен тут же аккуратно налил себе из чашки и стал пить из блюдечка. Женщина оказалась права. Он тут же неожиданно ощутил бодрость духа. Зря говорят, ― подумал и опроверг гость: ― «Чай не пил, какая сила, чай попил, совсем ослаб». Это, смотря какой пить чай. Семен был готов ни с того ни сего снова сесть за руль и еще проехать не одну сотню километров. Тело, будто то яблоко, наливалось энергией. Он даже передернул слегка плечами.

Чаепитие закончилось, и женщины вышли проводить своего гостя. Маниха, едва Семен оказался на свету, неожиданно окликнув, остановила его, затем взяв за плечи, пристально вгляделась:

―А-а-а нет, все нормально, ― толкнув слегка москвича в лоб, сказала: ― Не забывай мой чай. Иди!

«Молодой человек» отправился к автомобилю. За спиной Семен услышал ее слова, сказанные внучке: «Это он. У него есть моя отметина».

Девушка открыла ворота, и Семен неторопливо выехал со двора. Деревья, стоящие по обе стороны улицы, мешавшие проезду, неожиданно приподнимали свои  ветви и пропускали машину. Он, выруливая из поселка, в зеркале заднего вида наблюдал за Волиной. Она долго-долго стояла на дороге и смотрела в след, ― до тех пор, пока москвич не покинул Ивановку.

Домой Семен приехал в приподнятом состоянии.

 

 

2

Что было странным в этой поездке в Ивановку? Семен нисколько не устал, а еще добрался до дома без задержки, будто никуда и не заезжал. Правда, он приехал с другой стороны. Брат Федор, выйдя на дорогу встречать, заметил это и, недоуменно пожав плечами, спросил у него:

―А ты что это как будто не из Москвы? «Чай, налево заезжал»? К какой-нибудь зазнобе?

―А разве это важно? ― вопросом на вопрос ответил Семен. У него не было желания рассказывать о Манихе, и о внучке ее Волине. Он поездку в Ивановку решил оставить в тайне. Достаточно того, что приехал, жив и здоров.

Брат далее не стал расспрашивать и побежал открывать ворота. Во дворе, вылезая из автомобиля, Семен увидел над мангалом сложенным из кирпичей, Александра. Он суетился, морщился от дыма, поворачивая шампуры с мясом: готовил шашлык. Рядом стояла небольшая пластиковая бутылка с дырками в пробке. Он из нее только что ловко попрыскал водой на огонь.

―Вот, это по-нашенски встречать старшего брата! ― сказал Семен и поздоровался, после чего снова забрался в салон машины и принялся вытаскивать подарки, привезенные из столицы. Федор, неожиданно выхватив у него из рук бутылку водки, не удержался:

―То, что надо. Я, уж думал, будем встречать тебя «на сухую»! Ан, нет! ― затем он переключился на Александра: ― Как там шашлыки? Скворчат! Они должны уже быть готовы!

―Готовы! ― ответил средний брат, осторожно поколов мясо на шампурах ножом. Он знал свое дело. Шашлык получился на славу, главное сочным. Ничего не скажешь, много лет отдал сфере торговли, работал даже ревизором. Чего только в жизни не на пробовался. А уж шашлыков несть числа. Для того чтобы проверка прошла гладко все пытались его угостить.

Уселись братья за стол не в доме, а во дворе под навесом. Погода позволяла. Старшему суетиться не пришлось. У Федора были ключи, и он все нашел, что нужно было, а чего в доме не было, братья купили в магазине. Да и бутылку они купили. Просто до времени скрыли.

―Ну, что? ― сказал Федор, ― давайте выпьем за приезд нашего брата москвича. Давно ты нас не жаловал. Давно. Лет несколько не был. Все тебе некогда было! Наукой занимался! ― Семен работал в научно-исследовательском институте, вел важные проекты, вел до тех пор, пока страна не развалилась, а затем и сам институт. Оказавшись не удел, он чувствовал себя не в своей тарелке, было желание развеяться, собраться с мыслями.

―Давайте! ― сказал Семен, и они выпили, слегка закусили, сделав небольшой перерыв, выпили снова и снова. После стали говорить: хвалиться и жаловаться на жизнь. Так у русских заведено. Тут ни чего не поделаешь. Хвастаясь, старший брат не поленился, в который раз забрался в машину и показал Александру и Федору свои удочки из углепластика, однажды подаренные ему на юбилей коллегами.

―Вот, хочу на рыбалку поездить, как когда-то в детстве. Неплохо было бы забуриться на Бобровое место или хотя бы на Белые пески. Как вы думаете, получится у нас?

―Да, неплохо, ― повторил следом за ним Александр, помолчал, затем добавил: ―Ты, наверняка на сто процентов уверен, что мы только туда на рыбалку и ездим, так? Нет, братец, нет! Идем, я тебе что-то покажу, ―  и он встал из-за стола. Семен тоже поднялся. Они вышли на улицу. Следом за нами вышел и Федор.

―Смотри через дорогу, смотри! Что видишь?

―Что-что? Дома! ― ответил Семен: ― Я их уже не раз видел. Это дома лесничества.

― Да, ты прав, ― продолжил средний брат: ― Правда, теперь этого самого лесничества уже нет, расформировали. Зачем спрашивается, загубили хмель? Раньше он здесь рос. Было целое направление. Работало НИИ. Да ты, наверное, помнишь, ходил собирать шишечки. Вся школа ходила. Сейчас хмель из Чехии завозят. Он чем-то лучше нашего. Хотя я не верю. Теперь смотри чуть правее. Луг зарос. Трава по пояс. Помнишь, мы здесь пасли скот? Щуров Лог не был таким. Сотня голодных коров, выбравшихся после зимы из сараев, старалась, с аппетитом изо дня в день выедала траву. А сейчас эта самая трава никому не нужна. Ноги в ней вязнут, не пройти.

―Он, прав! ― тут же подключился Федор: ― Я, однажды, пробовал пойти на Белые пески. Одолел только половину пути. Мне немало трудов стоило добраться до переходки. ― «Переходкой» братья называли место, через которое стадо коров одолевало залитый водой Щуров Лог, когда его гнали на дойку, а пастухи-малолетки вместе с отцом по брошенным рядом жердям. ―  Так вот за годы разрухи весь Лог стал неузнаваем: порос лесом ― молодняком, ― продолжил младший, ― а все из-за того, что в Щурово ни стало коров. Тяжело их держать. Мы теперь молоко обычно покупаем в магазине, ― он помолчал, затем дополнил: ― Хотя у одной Таси и сохранились, аж две головы. Правда, что я тебе скажу, у нее его никто не берет даже за гроши. Можно было бы для поросеночка литру-другую взять, так и тех почти никто уже не держит. ― Семен тут же припомнил эту странную женщину. Она у него еще мальчика просила денежку. После, он увидел ее, ― та гнала с лужка хворостиной домой коров, ― ничем не изменилась. Осталась такой же. Время женщину не брало!

―Понятно, ― сказал Семен, ― Выходит нам на рыбалку по старым детским местам, сходить не удастся! А что же делать? ― окинул братьев взглядом: ― Может, все-таки попробуем….

―Да не переживай ты! ― принялся его успокаивать младший брат: ― Не получится на Белые пески, или на Бобровое место, так съездим в Перекопово, а то сгоняем в Щербиничи. Главное, в настоящее время нам отсеяться, а потом будет и у нас Маевка. Не забыл, помнишь, как все село выезжало на природу? ― сделал небольшую паузу, а затем пропел: «Ландыши, ландыши…» ― и изобразил всем своим телом что-то похожее на танец.

―«Светлого мая привет!» ― вслед за Федором подхватил Семен, показал ему, что к чему.

―Найдем возможность, ― продолжил Федор: ― походим по бережку, побросаем удочки, наловим рыбы, затем сварим на костре уху ― настоящую уху. Но все это будет несколько позже!

Из дома, что находился рядом, вышла, размахивая во все стороны большой-пребольшой грудью, Алина и поприветствовала братьев, помахав им рукой. Она была не местной ― приехала с Украины. Они тоже ей ответили. Правда, Александр, тот не удержался и зычно на украинский манер крикнул: ― Здоровеньки были. ― Затем мужики снова продолжили свой прерванный разговор: ― Пустынна стала улица, пустынна. Даже, словом не с кем перекинуться. А ведь не так давно столько было ребятни. Трудно представить, ― сказал Семен.

―А чего тут трудного, ― хмыкнул Александр и вышел на дорогу: ― Вон бывший дом Шувар, ― указал он рукой: ― У них было пятеро детей. Маруська, Славик, Виталик, Валька, Федька. Мы с ними часто проводили вместе время: ― играли. У Малеев: дом чуть ближе тоже пятеро. У Сюней ― пятеро. У Лагутовых? ― И он, принялся их всех перечислять. ― Дети, были даже у одиноко живших  женщин, как бы им не было трудно их растить. У Варцы двое пацанов. У солдатки Суровой тоже двое, у бабы Паши и то жил внук, а вот у бабы Мани….― Семен, вздрогнул и про себя прошептал: «Маня, Маниха, Мавка, ― затем вслух добавил: ― А ведь она жила в маленьком доме на краю села, и у нее никого не было.

―Так уж и никого? ― ответил Федор, затем сделав паузу, продолжил: ― Буравчиха говорила, что однажды баба Маня топила печь, к ней пришла какая-то странница пошептала что-то на ухо и та в чем стояла в том и ушла. Дрова в печи прогорели, зола остыла, а баба Маня так в дом и не вернулась, словно сгинула. Никак, что-то случилось, побежала к своим.

Братья замолчали, пытаясь как-то закончить разговор, Семен не удержался:―Ну, ладно-ладно, все ясно! Много нас тут бегало по улице, много. Сельскими детьми, города полнились, а сейчас государство «на размножение» даже деньги дает, однако толку от этого никакого, убывает народ, мрет подобно мухам.

―Что это за деньги? ―  тут же влез Федор: ― Это всего лишь единовременные подачки. Молодым семьям нужна работа и хорошая зарплата. А работа? Она только в городе.

―За то у сельчан есть земля. Это разве не работа? Да вы же без нее никогда не сидели, а детей не очень уж и много? ― сказал Семен. ― Значит, дело в другом? Я понимаю Александра, у него жена никак не беременеет. Они уже все перепробовали. Ни что не помогает. А вот у тебя Федор, ты ведь жизнь прожил в селе, на природе. У тебя, что очень много детей? Нет!

―Ой-ой-ой! Ты у нас богат детьми? ― громко выдал Федор: ― Вспомни, кто говорил: «У меня будут два мальчика и две девочки, кто? Не ты ли?». ― За Семена тут же вступился Александр:

―Да ладно вам, хорош вздорить. Понятное дело работа дает человеку уверенность в жизни. Работая на земле можно горб нажить. Однако денег она не даст. А еще, я  думаю, причина здесь кроется в том, что мы никак не перестроимся и в отличие от Европы хотим работать не только на себя, но и на страну. Мы привыкли мыслить в масштабе всего государства.

―Да-а-а, братец ты, как всегда прав. Но, хочу тебе заметить в наше капиталистическое время без денег никуда. Они ― ох, как нужны хотя бы для того, чтобы покупать в магазинах хлеб, одежду, обувь, из года в год собирать детей в школу, ― сказал Федор и с усмешкой взглянул на Александра. ― Земля способна помочь, тут сомнений нет, однако тем людям, которые имеют силы и время на ней работать. Я тут как-то прошелся не улицей, а огородами: многие селяне их побросали. Это не то, что раньше, когда лишней сотке были рады. Сейчас достаточно той земли, что во дворе. Народ в Москве на заработках. На земле трудиться попросту не кому. Для того, чтобы народ удержать ― ему надо платить, например, давать молодым семьям ежемесячные пособия на каждого ребенка, а еще помогать им с жильем.

―Все! Довольно братья болтать, довольно! Мечтатели вы, вот кто! ― выкрикнул Семен: ― Не открою ни для кого Америку, если раньше мы с США были на равных, то сейчас ВВП нашей страны менее чем у одного штата Нью-Йорк. Так что денег нет! И не скоро будут.

―Я предлагаю, ― обхватив братьев за плечи, влез  Александр, ―  отправиться за стол и опрокинуть еще одну-другую рюмку. ― Что они и сделали. Однако выпив, мужики еще сильнее распалились, Семену пришлось забраться в машину раз и другой. Отовариваясь в Москве спиртными напитками, он думал, намного хватит, но видно ошибался. Масть пошла.

Александр захмелев, достал сигареты, хотя был уже здоровый мужик, однако по привычке, как в детстве, осмотрелся по сторонам и лишь только после закурил. Правда, курил, держа сигарету не открыто, а из кулака.

―Что, все еще боишься Полекарпыча? ― поддел его Федор. Был у нас такой учитель. Ох, как он гонял ребят-курильщиков.  Однажды застал и Александра в уборной с сигареткой и так его оттрепал, что тот лет двадцать боялся, не притрагивался к сигаретам, обходил табачные киоски стороной.

Александр один среди братьев закурил. Федор, чтобы не дышать дымом потащил Семена на огород:

―Идем, я тебе что-то покажу! ― сказал он. ― Я в прошлом году осенью его вспахал. Нанял Петраша. Ты, не поленись, съезди к нему, ― знаешь, он всегда родителям пахал огород, ― попроси пусть пройдется плугами; во дворе, я приеду и вспашу тебе мотоблоком. Для меня две-три сотки не проблема! Понял? ― Семен слушал и соглашался,  хлопал брата по плечу и что-то отвечал.

Братья ушли, словно сгинули. Семен даже не заметил когда. Подогретый водкой, ночь он проспал как убитый, правда, под утро ему вдруг приснился странный сон. Все происходило на святки. Девки гадали. Среди них отчего-то была и преобразившаяся баба Маня. Она отчаянно размахивала сапогом у него перед носом, хотела его бросить через крышу дома. Он тут же проснулся и невольно потер лоб, взглянул в зеркало, увидел красное пятно. Было что-то такое в детстве, зимой. Сапог бабы Мани тогда угодил ему в голову. Он со зла забросил его в огород. На вопрос женщины, ―она после ходила по домам и выясняла никто не находил сапог, ― он спросил: ―Это такой черный-черный, с блестящей застежкой?» ― «Да! Да!», ― ответила она: ― Не видел? ―Нет! ―сказал он и отвернулся.

Семен, поднялся с постели нехотя, сходил в туалет на дворе, другого ― не было. Село. Есть ему не хотелось, решил выпить кофе. Кофе не нашел. Тут, он вспомнил о травах, которые ему дала Маниха, будет в самый раз и, взяв с плиты посудину, отправился во двор. Воду в нее он налил прямо из колодца. Для него не составило труда зажечь конфорку и водрузить на нее чайник. Хорошо, что Семен в свое время провел матери газ. Она одна после смерти отца доживала век.

Чайник матери подарил внук, племянник ― сын Федора, привез из Москвы. Он был хорош ― импортный. Хотя все, что было куплено после двухтысячного года, ― в девяностые просто не было денег, ― было импортным. Импортным был и телевизор, ― Семен его купил матери на восьмидесятилетие, а вот холодильник ―смоленский ― как говорится наш. Сын Семена приобрел его бабушке на свою первую зарплату.

Вода вскипела быстро. Мужчина, достав тряпицу, вытащил из нее бумажную закладку: каждая пайка была отделена, промыв запарник, засыпал в него травы, затем залил кипятком и накрыл полотенцем.

Чай удался на славу. Семен вышел во двор и расположился под навесом. Пил из блюдца, пил и причмокивал. Само как-то получалось. Хорошо, что рядом никого не было, а то выходило как-то не культурно. Однако мужчину не кому было упрекнуть. Затем занялся работами в доме: немного прибрался, включил холодильник и сделал список чего нужно купить в магазине.

Обедать Семен отправился к Федору. На пути назад дал себе задание заглянуть к Александру. Не забыл, захватил с собой подарки. Братья еще вчера в самом начале встречи сказали ему: «Водку нам не дари, выпьем сейчас, а вот эти свертки, которые ты нам пытаешься сунуть в руки, сам принесешь. Руки у нас должны быть свободными. Ты, что хочешь, чтобы мы по дороге все это растеряли?». Семен тогда с ними согласился и все упаковал в сумку.

Дождавшись обеденного времени Семен, закрыл дом и отправился к братьям. На машину он не взглянул, после попойки этого делать не следовало. Вот завтра, если будет необходимость можно съездить, но не сегодня. По улицам он шел неторопливо, рассматривая дома. Многое ему было незнакомо, он ориентировался, пользуясь старой информацией. Без труда мог перечислить хозяев усадеб, живших, двадцать-тридцать лет назад и совершенно был беспомощен, видя новые лица у известных ему домов. Он не знал, что делать, приветствовать их или же нет. Решил приветствовать всех попавших навстречу людей. Дабы после никто не мог сказать, что зазнался. Был один случай еще при жизни родителей, когда Семен прошел мимо пожилой женщины, не сказав ей: «Здравствуйте». Ох, как его после ругала мать. Ей было за него стыдно, стыдно было и Семену. Он ведь хотел поздороваться, но отчего-то вдруг сдержался.

Федор посадил Семена за стол и даже предложил опохмелиться, но он за стол сел, однако от водки отказался.

―Вот приедет сын, он привезет резиновую лодку, ― сказал Федор, ― уже купил, будем рыбу с нее ловить. Правда, тогда не о каких Белых песках не следует думать, удобно будет ездить в Щербиничи. Там есть запруда и река, затопив луга, создала большое-пребольшое озеро.

―Да, можно, ― ответил Семен. Однако старшего брата тянуло на Белые пески, а еще ему хотелось попасть на Бобровое место. В голове мелькнула шальная мысль ненароком встретить Волину и сказать ей: «Привет! Как жизнь молодая?» ― и услышать от нее ответ: все равно, какой. Но, чтобы она стояла напротив него и, улыбаясь, говорила и говорила.

―Ты сегодня немного рассеянный, ―  сказал Федор.

―Ну, еще бы, ―  ответила за Семена его жена: ―  Сколько вы вчера выпили? Вот то-то!

Затем, Семен отправился к Александру и, поравнявшись с домом Петраша, вспомнил о разговоре на огороде с Федором.

Он, тогда его предупредил о том, чтобы при встрече с мужиком лишних вопросов не задавал. Петраш потерял недавно жену. «Как недавно? ― переспросил Семен: ― Это было лет пять назад». «Лет пять назад умер муж у его дочки, ― сказал Федор: ― Он был ликвидатором чернобыльцем. Этим все сказано».

Делать нечего, Семену следовало зайти, затягивать с огородом нельзя было: на дворе весна.

У дома стояла дорогая иностранная машина. Странно, подумал он, мужик ведь не признает импорт, ездит на старенькой «Ниве».

Объяснилось все просто: у Петраша гостила дочка ― Марина. Она после смерти мужа не смогла жить в Щурово, ей все напоминало о нем, продала дом и перебралась в районный городок. Отца женщина не бросала, заботилась о нем часто приезжала на выходные дни навестить.

―Здравствуйте, ― еще не видя никого, поприветствовал Семен, заглянув за порог. Марина, появившись из глубины помещения, ответила ему, и пригласила пройти в зал, указала на кресло у двери.  Сама устроилась на диване. Он находился несколько в стороне у другой стены, однако стоял так, что при разговоре они могли друг друга видеть.

Семен знал женщину, ее мужа, ремонтировал им компьютер, а еще устанавливал программное обеспечение.

Они начали разговор. Семен заметил, что женщина еще не оправилась и переживает о постигшем семью горе. Он старался не бередить ее душу. Спросил об отце. Она ответила: ― Он отъехал. Должен скоро вернуться. Если вы не торопитесь, то посидите со мной. ― Семен решил не ждать и сказал, что заглянет к нему завтра, а сегодня ему еще необходимо зайти к брату Александру.

―У младшего Федора побывал вот…. ― После чего попрощался с женщиной и вышел.

На следующий день Семен отправился к Петрашу на машине. Петраша, снова не оказалось дома:

―Не повезло, ― увидев мужчину на пороге, ответила Марина: ― Он минут десять назад, как уехал. Я говорила ему о вас. Он хотел дождаться, но неожиданно позвонил сосед по даче, там что-то стряслось, вот и сорвался. Жалко! Вам бы немного пораньше приехать!

―Какая дача? ― спросил Семен: ― Ему, что в Щурово не хватает огорода? Соток двадцать, наверняка, имеется?

Женщина, мило улыбнулась. Ей было лет сорок, по-своему она была привлекательна.

―Вот не хватает, ― ответила она: ― Вначале у него была дача в Ивановке, а не так давно ― это еще при жизни матери он нашел себе пристанище в Перекопове. Ну, как нашел? Знакомый там живет, вовремя подсказал.

―Это тот, который  сорвал его только что из дома? ― спросил Семен.

―Да-а-а, тот! Сейчас в стране предостаточно пустующих селений. Не стало работы и что в них делать?  Например, я знаю, в Варинове живут всего две семьи: одна русская, другая таджиков. В прошлом году из Вознесенья Тромбоцит вывез свою мать. Она долго не хотела покидать родной дом, однако все-таки поддалась уговорам сына, переехала в Щурово. Страшно жить одной в пустом селе. Некому прийти на помощь. Сами понимаете! ― Женщина помолчала, затем снова открыла рот: ― Для отца, что главное, это река. Он ведь и мою маму в свое время нашел на реке. Так вот в Перекопове река есть. Можно отвести душу, порыбачить.

―А давно ли ему понравилось жить бирюком на отшибе, в заброшенных селениях?

―Нет! Раньше он боялся оставлять маму одну. Она могла в любой момент схватить меня и убежать. Отец мной очень дорожил, да и сейчас насматривает. Я, ведь «папенькина дочка».

У Семена самого был не только сын, но и дочка. Он понимал Петраша. Однако, здесь взаимоотношения были несколько иными.

Женщина улыбнулась:

―А вы, наверное, хотели…, ― не договорила, неожиданно умолкла. Семен тут же продолжил:

―Я хотел, чтобы он вспахал мне огород. Он же, как там его у нас в селе звали: «сын тракториста»! Трактор-то сохранился?

―Да, сохранился! Но, что я скажу, он одно время был еще и сыном пастуха! Папа этим званием даже гордился. Порой, подпив, не раз кричал мне: «Я твою маму с речки вместе со стадом в село пригнал. Она моя! Я ее никому не отдам». И не отдал. Плохо ли, хорошо ли, а прожил с ней всю жизнь.

Семен, взглянул на женщину и спросил: ― Он, что был очень ревнивым? Я что-то не замечал. Хотя откуда. Я ведь всю жизнь прожил в Москве. В Щурове оказывался мимоходом ― наездами.

―Да, очень даже ревнивым, ― согласилась женщина. ― Правда, он ее ревновал не к мужчинам, а к реке. Моя мать будет из мери. Есть такая народность. Язычница она, ― помолчала, затем продолжила: ― Мой отец успокоился не так давно, когда я выросла, вышла замуж и родила мальчика. Мать, конечно, была недовольна мной. Не за того видите ли я вышла замуж. У нас по женской линии должны быть девочки. Она не раз на Ярилин день гадала, искала для меня жениха.

―Разве то, что родился мальчик, это что-то меняет? ― не удержался Семен: ― Ну, родился мальчик, следующей может быть девочка.

Петраш был невысок, дочь его и того ниже ростом. Ну, что та русалочка, особенно когда поджала под себя ноги. Не видя ступней, Семен подумал, что у нее мог быть припрятан и хвост, чуть было не сдержался и не сказал ей о том. Но хорошо, что Марина опередила его:

―Второй ребенок, тоже был сын!  Хотя я родила его от другого мужа.  Первого, мать настояла, чтобы я бросила. Я бросила. Он мне не подходил. Я это и сама после поняла. А вот Юра был что надо. Я сразу за него ухватилась, даже несмотря на то, что мать снова противилась. Я, словно, чувствовала беду, торопилась с ним жить. Он был чернобыльцем-ликвидатором. И вот его нет! Умер, умер неожиданно. Мы собирались на море в отпуск…. Теперь, я одна. Правда, у меня два сына. Но, они не способны успокоить материнское сердце.

―Ну, что вы? Не стоит так отчаиваться, ― сказал Семен: ― Вы молодая красивая женщина, найдете себе по жизни хорошего, способного любить, попутчика. Да и дети у вас еще могут быть.

―Все это так, я не от вас одного слышу такие слова, выйти замуж можно, однако найти мужа не так-то просто, я теперь понимаю свою родительницу, ― ответила Марина: ― Чего бы мне хотелось? ― она помолчала, затем продолжила: ― Прежде, уважить мать и родить для нее внучку. Правда, она ее не увидит, но почувствует, стоит мне только девочку окунуть в реке.

Семен, на ее слова покивал головой, ждать Петраша он не стал, расспросив о месте нахождения его новой дачи, отправился на выход. Марина проводила мужчину до машины, когда он отъезжал, махнула рукой.

Найти дачу Марининого отца не представило труда. Перекопово имело всего одну улицу. Добравшись до самого ее края, Семен нашел дом, который облюбовал себе его знакомый. Напротив него стоял магазинчик. Он был заколочен досками. Одно время в нем когда-то «в годы перестройки» торговал брат Семена, ― Александр. Правда, недолго. Пришла разруха и все эти маленькие торговые заведения из-за недостатка у народа денег «посыпались».

Для начала, Семен, притормозив у дома, посигналил, а затем уж выбравшись из машины, отправился барабанить в калитку. Барабанил недолго. Петраш находился во дворе и тут же откликнулся:

―О-о-о! Привет! Ты, кстати! Мне дочь говорила о тебе. Давай, быстрее. Мне нужна помощь! ― Выяснилось, что у мужика вырвался рой, его нужно было поймать и определить в новый улей.

―Ну, я же….. ― не договорил Семен.

―Ничего страшного! Не Боги горшки обжигают, ― перебил его Петраш, повел в дом, там он нашел сетку, тут же нацепил ее гостю на голову. Затем вдруг на полпути остановился. ―Думаю, защита что надо. Ах да, тебе не помешали бы еще перчатки! ― Мужик огляделся по сторонам, немного покумекал, ничего не нашел лучшего: снял со своих рук и отдал. ― Ты ведь у нас москвич. Так что довольствуйся!

Вырвавшийся на свободу рой сидел высоко на дереве. Добраться до него было нелегко: лестница была коротка, не доставала. Они придумали: решили воспользоваться сараем, крыша которого находилась под той самой ветвью, с жужжащим роем, а еще пристройкой к нему. Вначале мужики залезли на нее, затем подняв лестницу, уложив ее на крышу сарая, поднялись по ней наверх.

Семен держал мужика, чтобы он, если вдруг неожиданно потеряет равновесие, не свалился с крыши. Тогда и костей не соберешь. Петраш, встав во весь свой небольшой рост, лихо размахивал неподъемной жердью, на которой был привязан сачок, пытаясь смахнуть рой вниз. Он должен был упасть на край крыши, недалеко от них. Разворошив рой, мужики могли рассчитывать на сетки и перчатки. Они должны были их спасти от укусов пчел.

Наконец у Петраша получилось. Большая часть роя оказалась внизу. Они благополучно слезли с сарая. Перетащили лестницу на другую сторону. Приготовились. Петраш собирался с помощью воды и веника смахнуть рой с края крыши в улей. Дымарь он разводить не стал. Для него требовалось немало времени, рой мог подняться и улететь в неизвестном направлении. Он и улетел, точнее, переместился назад, оказалось, что матка осталась на дереве. Мужики снова были вынуждены все проделать с начала, долго мучились, пока не сбросили рой вниз. Затем Петраш загнал рой в улей. Смахивая пот со лба, он сказал:

―Ну, ладно, с этим делом покончено. Пошли, посмотришь моих коз. Я сейчас их выпущу на волю. Забыл совсем, сидят бедные в темном сарае. Им бы объедать кустики, да травку щипать.

Открыв двери сарая, Петраш дал свободу своим животным. Они, цокая копытцами, с блеянием разбежались по двору.

―У меня здесь сзади за сараем  есть небольшой вольер, ― сказал мужик: ― Я, его сейчас открою, а ты давай гони туда мое ненасытное стадо.

Семен, схватив попавшуюся под руку хворостину, принялся помогать товарищу, загонять коз.

―Сколько тут их у тебя, десять, больше? ― спросил он и, поведя взглядом, увидел вдруг у мужика черные маленькие ботиночки, что те копытца. Петраш, переступив с ноги на ногу, ответил:

―Чертова дюжина. ― Затем, закрыв коз, он пригласил Семена в дом. Тот ужаснулся. Дом был забит всякой-всячиной. Ему трудно перечислить чего в нем только не было: все поверхности столов, столиков, скамеек, стульев, табуретов, диванов, кроватей даже подоконники были заняты стоящими и лежащими на них вещами.

―Недавно, год назад или два как въехал, никак не наведу порядок. Жена еще при жизни собиралась помочь мне, но не сподобилась, попала в больницу. Я думал, она выкарабкается, не выкарабкалась. Ее, правда, выписали, но сам знаешь для чего? Даже дочь, врач не смогла помочь. Если честно, ― Петраш перешел на шепот: ― она утонула, не хотела мучиться.

Петраш, провел Семена на кухню и принялся лазать по полкам, столам, рыскал в углах, ― юркий был мужик, проныра да и только. Искал долго, наконец, нашел, засунув руку под кут что-то достал, ― это что-то оказалось бутылкой. Она была заткнутая пробкой из газеты. Взглянув на Семена спросил: ― Будешь? ― Он отрицательно помотал головой, и для пущей важности показал, что за рулем: ― Понятно! Хозяин-барин! ― Помолчал, затем сказал: ― Для тебя я поставлю чай! У меня есть отличный мед. Он намного лучше магазинного. Правда, он прошлогодний. Я, в этом году еще не качал, сам знаешь, не время.

Петраш тут же, не мешкая взялся за чайник. Ему не пришлось идти за водой: рядом на табурете стояло полное ведро. Зачерпнув ковшом, он налил в него воду и поставил на плиту.

―Здесь в доме мало чего моего! Правда, баллон с газом я привез из Щурово! Зачем добру пропадать. Там у меня уже лет несколько как проведен сетевой газ, ― сказал мужик и, открыв вентиль, зажег конфорку. После чего он потащил Семена в зал: большую комнату.

Семен, побывав у Манихи, не удержался и высказал свое удивление: ― Да-а-а, здесь, у тебя, наверное, не то, что в Ивановке, налицо цивилизация? Вон даже телевизор стоит. Значит, есть электричество. ― Петраш на слова Семена усмехнулся и тут же его включил. Как говорится: «смотри, ― не хочу»!

―Ну, а если прибраться, ― продолжил Семен, ― то вообще идеально. ― Слова Семена зажгли Петраша, и он, не выдержав, принялся его агитировать: ― Слушай, тебе нужна дача? Пошли, тут рядом дом, пока с его крыши не сняли шифер, ― не раскрыли, не выдернули рамы, двери? Отличный дом. Тебе понравиться. Будем вместе ходить на рыбалку. Это, конечно, не то, что в Ивановке, но и тут рыба есть. Я проверял. Мне, правда, сейчас не до нее. ― Неизвестно, может быть Семен и пошел бы посмотреть этот самый «отличный дом», чтобы не обижать мужика, однако тут вдруг закипел чайник и вода, пыхтя, стала с шумом вырываться из носика, норовя залить газ. Хозяин, резко подхватившись, бросился на кухню. Гость облегченно вздохнул. Петраш отличался от дочери. Был напорист.

Не прошло и пяти минут, он принес чайник в одной руке, а в другой две чашки, нацепленные на пальцы. Семен, увидев журнальный столик, быстро освободил под него место. Не забыл мужик и про бутылку. Она торчала у него под мышкой.

Семена хозяин посадил в кресло, предварительно переложив с него стопы книг и журналов. Одно из печатных изданий изобиловало картинами русалок. Москвич им заинтересовался и взял посмотреть.

―Ну, так, значит, ты не будешь, ― сказал Петраш, ― а я немного выпью. Одна-другая рюмка не помешает, ― затем, дернув рюмку, тоже налил себе чашку чая. Правда, бутылку не стал прятать, оставил при себе.

―Моя жена, она не совсем русская как написано в метриках, а после и в паспорте.

―Слышал, ― сказал Семен.

―Для них святое дело жизнь закончить где-нибудь на дне водоема. Правда, среди них есть и такие, которые предпочитают сожжение на костре. У них в религии два направления. У нас ведь тоже. Я вот старообрядец, да и ты тоже крещен, небось в нашей церкви, но ведь есть рядом люди из села ― другие, не москали, они тоже веруют во Христа, но молятся щепоткой. Так и у них. Одни язычники поклоняются воде, другие земле ― точнее лесу.

Петраш дернул еще одну рюмку, затем третью и его понесло, как говорят, горе прорвало наружу.

Семен был рад тому, что он не настаивал и не требовал от него подключиться к распитию бутылки.

Мужик побожился, что через день-другой непременно приедет и вспашет огород. Семен попрощался и отправился домой, восвояси.

 

3

Петраш слово сдержал, прибыл рано утром. Вначале, притормозив у дома, посигналил, после чего заметив реакцию Семена: тот вышел за калитку, дал по газам и отправился на конец улицы, чтобы обогнув ее подъехать к огороду.

Тракторист обернулся довольно быстро. Правда, опустив плуги, мужик вдруг вылез из кабины своего «Владимирца» и огорошил, сообщив, что горючего на весь огород у него может не хватить.

―А что же делать? ― задал Семен ему вопрос.

―Что-что? Съезди быстренько на АЗС за соляркой. Я думаю, что литров пятнадцать,  будет достаточно. Да-а-а, что еще? Это тебе не бензин, который дабы не вывести из строя двигатель должен быть хорошим. Мой трактор неприхотлив: он на многое согласен, поэтому далеко не мотайся, возьми на выезде из села. Там есть заправочная.

Канистры под рукой у Семена не было, Петраш ее при себе тоже не имел, и отправил клиента к себе домой.

―Поезжай, там дочка, пусть найдет какую-нибудь емкость, а уж потом за горючим. ― Так, Семен снова встретился с Мариной. Она едва, завидев его в дверях, тут же заулыбалась, затем, выслушав просьбу отца, побежала в сарай и вытащила пластиковую посудину, замызганную снаружи, но чистую внутри, передавая ее, дочка Петраша не удержалась: ― Семен, а можно я спрошу у тебя что-то такое…? ― Ну, спроси, ― сказал мужчина и повторил за ней: ― «что-то такое». ― Молодая женщина сделала небольшую паузу и, собравшись  с духом, выпалила: ― Семен, я тут подумала, твой отец был дважды женат, от первой жены у него ― девочка. Я видела. Она как-то приезжала. Так? От второй родился ты, Александр, Федор и…. снова девочка, ― помолчала, сглотнула слюну и продолжила: ― У тебя тоже дочка? ― Так! Затем ― сын. Значит, может быть тот же расклад! ― и хитро посмотрела на мужчину. Наверняка в будущем должен родиться мальчик?

―Нет! Тут ты не права. Просто не все знаешь. Если следовать твоей логике у меня следующим ребенком должна быть дочка, а не сын. Вот так! ― и махнув на прощанье женщине рукой, Семен поторопился на заправку за горючим. Ему не хотелось раскрываться перед нею, откровенничать. У жены был отрицательный резус-фактор и с рождением детей были проблемы. Она после рождения дочки не смогла выносить вначале одного сына, а затем и другого.

Возвратившись, домой, Семен потащил канистру с соляркой на огород. Дело было сделано. Старенький трактор «Владимировец», молчал. Петраш, завидев своего «работодателя» крикнул:

―Что так долго? Никак к моей дочке подкатывал? Принимай работу и давай быстрее горючее! У меня пустой бак. Я уже заждался тебя. Мне еще свой огород нужно вспахать. ― Он подошел к Семену, взял из рук канистру.

―Марина звонила, ждет. Обещала помочь мне посадить картошку. Она сегодня вечером должна уехать домой. Завтра ей идти в смену.

―Понятно! ― сказал Семен, помолчал и спросил: ― Я тебе что-нибудь должен? ― Огород был вспахан.

―Нет. Ты отдал мне горючим. Достаточно! ― ответил мужик.

Семен прошелся по пахоте, осмотрелся. Петраш не подвел: участок был вспахан ровно, с одинаковой глубиной, что главное не было выбросов белого песка на поверхность.

Одно дело было сделано, Семен мог о том сообщить Федору. Однако не тут-то было, брат на звонок не отвечал. Семен, автомобиль во двор не загонял, поэтому тут же, как говорят, оседлал свой «табун лошадей» и отправился к нему. Дом был закрыт, посигналил ― тишина. Снова надавил на клаксон. Без ответа. Мелькнула мысль, что если взять и катнуть в Ивановку: неделю уже не видел Волину. Тянуло. Интересно, что она скажет, обрадуется или же нет?

Семен снова проехал свой дом, правда, на этот раз сознательно. Неторопливо выбрался из Щурова, затем по березовой алее, которую когда-то сажал отец, будучи еще школьником, добрался до леса, перевалил через мост и свернул налево на грунтовую дорогу. Через километр был вынужден остановиться. Автомобиль уперся в то место, где, по словам Манихи, нужно быть внимательным: в низине поблескивала вода. Земля разбухла. Рисковать не следовало, иначе застрянешь, даже Петраш со своим трактором не поможет. Он у него слабоват. Однажды он себе не мог помочь. Ведь не зря уехал из Ивановки. Лет пять все было нормально, а затем неожиданно начались проблемы. Дом стоял высоко на пригорке. Казалось, что ему будет? Начал крениться то в одну сторону, то в другую. А затем неожиданно ни с того-ни-сего налетел ветер и чуть не снес крышу. Однако на этом  страсти не окончились. В поселок забрели волки и стали досаждать по ночам: жутко выли и ладно бы, но задрали не одну козу. Мужик был вынужден остатки от большого стада перевезти домой в Щурово. Одним словом, как сказал Петраш, началась какая-то чертовщина. Жена, ― он не удержался, вначале поделился с ней, ― выслушала, усмехнулась и посоветовала уехать из Ивановки или же поменять место. Заброшенных сел, что ли мало. Мужик плюнул на все и после телефонного звонка друга переехал в  Перекопово.

Брата Федора, Семен разыскал только на следующий день, оказалось, что он ездил за семенами в районный городок. Телефон забыл дома, оттого и невозможно было связаться. Семен сообщил ему о том, что огород вспахан, и он приехал на мотоблоке, подцепив к нему тележку. В ней было два мешка картофеля, элементы для культивации земли и распашник.

―Я приехал один, не стал брать помощников, ― сказал он: ― Земли у тебя немного, думаю, справимся и вдвоем.

Братья провозились целый день. Вначале Федор прошелся культиватором во дворе, а на вспаханном огороде распашником нарезал полосы для посадки картофеля. Затем они вместе его посадили. Семен орудовал лопатой. Он делал в земле лунку и после брошенной Федором картофелины тут же ее присыпал землей. Уезжая, брат сказал Семену: ― Теперь, твоя задача подготовить во дворе землю под гряды. Пройдись по ней граблями: поборони и выбери траву. Жена тебе после даст рассаду. Недели, я думаю, тебе хватит.

Землю, Семен подготовил, правда, не представлял, что где посеять. Ему нужна была подсказка. Он надеялся, что Федор приедет с женой, и они помогут все сделать. Так оно и получилось.

До конца мая Семен благополучно отсеялся. Родственники помогли. Затем, поинтересовался у братьев, как у них обстоят дела, нужна ли кому помощь и услышал: «Да мы уже давно все, что нужно сделали». Такой ответ означал, что настало время отдохнуть ― съездить на рыбалку. Семену, конечно, не терпелось отправиться на Белые песка, а там недалеко было и до Бобрового места. Он хотел, раз не удалось попасть в Ивановку, то хотя бы взглянуть на нее с высокого крутого берега реки, что если мелькнет где-нибудь беленький платочек девушки, тогда он помашет Волине рукой. А может даже и крикнет как в детстве во все горло на всю ивановскую и тем самым привлечет ее внимание.

После интенсивно-наполненных работой дней наступили дни затишья. Как сказал брат Федор:

―Это, Семен перед майской грозой: что-то она в этом году задерживается, ― и последующим обильным ростом всевозможных сорняков. Затишье или отдых долго не продлится. Огород заберет у тебя все время. Придется с тяпкой с утра до вечера пропадать, гнуть спину, поэтому если хочешь съездить на рыбалку, давай поищем для отдыха хорошее место. Найдем, а затем оторвемся, как следует.

Что еще? Федор предложил на поиски отправиться на своем автомобиле. Он был несколько слабее, но зато имел меньшие габариты и высокий клиренс. Машина могла легко проехать по лесу в таких местах, где Семен попросту уперся бы в дерево или же зацепил бы днищем.

На другой день, рано утром, Федор появился у дома своего старшего брата и постучал в окно. Семен был готов,  тут же вышел за калитку, поздоровался, затем они забрались в автомобиль.

―Ну, что? Вначале давай попробуем съездить на Белые пески? ― предложил Федор и взглянул на брата.

―Давай! ― радостно ответил Семен.

Федор дал по газам, в считаные минуты добрался до конца улицы, свернув налево, объехал огромный недостроенный дом с заколоченными окнами, и не удержался от комментариев: ― Вот, полюбуйся, еще одна жертва новой политики конца восьмидесятых годов. Мужик думал заняться бизнесом, продал в Москве квартиру, но так и не смог получить землю, хотя рассчитывал гектар этак на десять-пятнадцать. Теперь его семья живет у матери, а он ежемесячно мотается на заработки туда, откуда приехал ― в столицу.

―Да-а-а! ― не удержался Семен, хотел еще что-то сказать, но не смог, тут же клюнул носом. Федор резко надавил на тормоз: дорога закончилась. По лугу, по которому раньше когда-то в детстве гоняли коров, оказалось не проехать.

―Я, даже не хочу пробовать. Ты сам видишь! Машина у меня не полно приводная. А здесь чернозем. Он хоть сухой, хоть влажный все равно, стоит попасть колесом на кочку, и все сядем, ― сказал брат и дал задний ход: ― Давай, съездим на место, где когда-то  доили коров. Там была дорога. Чем черт не шутит, может и выгорит, тогда отлично проведем время, а-а-а?

―Ну, хорошо, поехали, ― согласился Семен, и они отправились вначале по Сибировке, затем свернули на Стрижеевку, добрались до Новой улицы, выехали на Деменку и по ней на малоприметную дорогу за пределы села в сторону Щурова лога. Однако добравшись до места дойки, ехали недолго, всего ничего, перед ними неожиданно открылась колдобина, заполненная водой, они остановились. Дальше пути не было. Для убедительности Семен вышел из машины и принялся искать объезд, но напрасно.

―Знаешь что, как мне помнится, была еще одна дорога через Сахаровку, ― сказал Семен брату, ― может, попробуем проехать по ней. Она нас должна вывести к реке. На так называемый городок. Там на бугре за забором из жердей стояло большое стадо коров Щуровского совхоза. Может нам удастся оттуда пройти вверх по течению и попасть…. ― Федор не дал Семену договорить: ― Я все понял, ― и, сдав машину назад, развернулся. Однако тот другой путь оказался заваленным павшими деревьями. Не так давно до приезда Семена в Щурово бушевала буря.

―Да-а-а, не получается у нас порыбачить на Белых песках! Если, только натянуть на ноги резиновые сапоги, да отправиться пешком? Но это не выход. Я бы пошел, ты, а вот остальной «народ»: моя жена, наш брат Александр со своей супругой? Они наотрез откажутся. Сам видишь, я хотел тебя уважить. Я понимаю, ты хочешь побывать в тех местах, где мы детьми вместе с отцом гоняли коров. Мы тогда стыдились своего положения. Нас ребята из-за отца обзывали подпасками. Я не раз задавал матери вопрос: «Ну, что он не может найти себе работу посолиднее»? «А зачем? ― отвечала мне мать: ― Мы хотим построить большой кирпичный дом. Нам нужны деньги. Сколько получает твой солидный человек, например директор совхоза? Девяносто рублей. Иногда ― премию. А отец? Посчитай, за каждую корову ему платят в месяц по два рубля пятьдесят копеек. Их, коров в стаде более ста? Вот, то-то!

―Тут ты сто раз прав, ― сказал Семен, вспоминая детство: ― Я тоже стеснялся отца. Сейчас думаю напрасно. Работа есть работа. ― Федор не удержался и привел пример: ― Посмотри, что творится? Это тебе не в советское время, сейчас люди согласны на любую работу, лишь бы им за это давали деньги. А то, что ты директор, работаешь с утра и до десяти-одиннадцати часов вечера с мизерной зарплатой ― это просто смешно. Вон, моя знакомая: начальник почтового отделения написала заявление и ушла в уборщицы. Деньги у нее почти те же, но за то забот не полный рот: помахал по полу мокрой шваброй и быстренько домой к детям.

Братья замолчали, однако ненадолго: Федор, выворачивая руль, чтобы развернуться, снова открыл рот:

―Что я тебе скажу, отец тоже любил местечко Белые пески. Он мне говорил, что там раньше язычники проводили обряды в ночь на Ивана Купала. Голые девки катались в росе, затем бросались со всего разбега в реку, купались, а после для согрева прыгали через высокий костер. А еще из ближайших селений туда приходило много парней. На Белых песках даже некрасивые, я бы сказал: ― страшные девушки и женщины становились красавицами, а неспособные забеременеть после ночи любви вдруг неожиданно обзаводились детьми.

Брат вывернул на улицу, и они поехали по селу. Федор был ближе к отцу не то, что Семен? Москвич, этим все сказано. Он мог многое знать о родителе, так как жил на соседней улице. Село не покидал. Даже о старшей сестре от первой жены отца, Семен получил информацию случайно. Приехал из столицы и застал ее в доме. Александр возвращаясь с районной базы, ― он там был по работе, ― завернул на вокзал, чтобы взять до Щурова попутчика, но взял попутчицу и ни кого-нибудь свою сестру. Эта самая попутчица  на вопрос, куда отвезти ее, ответила: «Вези к отцу». «А куда к отцу? ― снова задал вопрос Александр. ― «Как куда, ты, что не знаешь нашего отца? ― вытаращила глаза девушка. Она, сидя в машине, из разговора поняла, что Александр ей не чужой человек.

Семен и Федор возвращались домой ни с чем. Однако, Семен, глядя по сторонам и, раздумывая о старшей сестре, не удержался и задал Федору, как говорят,  вопрос на засыпку:

―Послушай, а ты, знаешь какие-нибудь подробности о первой женитьбе нашего отца? Где это произошло?

―О какой женитьбе ты говоришь? Не было ее. Да и не могло быть. Однажды, мы сидели за столом, выпивали, был какой-то праздник, может быть даже Пасха, я не удержался, хотя и неудобно было: раньше у родителей не принято было расспрашивать, что и как. Так вот, как я понял из разговора, он по молодости до знакомства с нашей матерью в ночь на Ивана Купала случайно попал на Белые пески и неплохо там провел время. Сам понимаешь, что там могли искать молодые парни! Думаешь, себе жен?  ― взглянул на Семена, ― необязательно. А еще, любой стоящий мужик знает, что в такой знаменательный день попросту грех не уважить женщину, не дать ей того, что она хочет. Ясно!

До самого дома они ехали молча, не проронили ни единого слова. Затем старший брат не выдержал:

―Послушай, что теперь будем делать? Может, рванем в сторону Ивановки, на мост?

―Нет! Готовься, завтра поедем в Перекопово. Там, проблем не должно быть. Петраш, наверняка, ездит на рыбалку и дорогу утоптал, как следует. Я думаю, ехать сейчас проверять нет необходимости. Все будет нормально. На всякий случай ― это если упало на дорогу какое-нибудь дерево, ―я возьму с собой бензопилу, мы быстренько распилим и уберем.

На другой день было воскресенье. Они отправились «всей толпой». На маевку Семен повез «народ» на своей машине, разложив дополнительно еще два кресла. Поселок их не интересовал. Они проехали через него по улице и взяли курс по направлению леса. До реки добрались без каких-либо происшествий, расположились несколько вдали от берега, выбрав для бивака место, где раньше было кострище. Им не пришлось даже вырубать рогулины для того чтобы повесить над костром котелок. Они были крепко  забиты в землю. Бери и пользуйся.

Женщины, с Александром вместе, взялись разводить огонь, для чего стали собирать хворост, а Семен и Федор размотав снасти, отправились к реке в надежде поймать немного рыбы для ухи.

Забрасывая удочки, они искали место, где можно было остановиться, чтобы, хотя бы часик посидеть в тиши.

Федор, наверное, попал на прикормленную Петрашом ямку. Минут через десять он вытащил первую плотвичку, затем красноперку грамм на сто. Дальше пошло и поехало. Семену вначале не везло. Но затем и он стал время от времени что-то вытаскивать. Правда, крупной рыбы не было.

―Петраш, все до нас выловил, ― сказал со смехом Федор. Семен с ним согласился. Однако, затем припомнив все встречи с мужиком и поразмыслив, понял, что он после смерти жены на речку с удочкой еще ни разу не ходил, возможно, из-за того, что должно было пройти определенное время, чтобы душа, насытившись горем, начала медленно оживать.

Семену и Федору не дали много времени побыть в уединении, едва за деревьями появились проблески пламени костра, как перед ними нарисовалась фигура Александра. Он, вначале заглянул в пакет Федора, а уж затем в пакет Семена. Пакеты они использовали для улова.

―Да, рыбы немного. На уху не хватит. Эх, рыбаки, наверное, придется и мне вам помочь.

―Помоги! ― улыбнувшись, шутливо ответил Федор, а затем уже серьезно, взглянув на Александра, спросил: ― Что там женщины делают?

―Накрывают стол. Одной ухой сыт не будешь. Думаете двадцать-двадцать пять рыбешек достаточно?

Одним словом, Александр не дал Семену и Федору времени спокойно посидеть с удочками. Следом за ним пришла его жена посмотреть на улов, затем подтянулась жена Федора. Они стали жалеть отдельных рыб и выпускать их на волю. А затем одну из последних плотвиц выпустил и Семен. Ему как-то стало не по себе.  Пусть плывет, подумал он, Волина была бы рада его поступку. Ловить рыбу при скоплении народа не было смысла.

―Ладно, ― сказал Федор, ― что поймали, то поймали, ― и принялся сматывать удочки, ― больше мы ничего не выудим. Пошли варить уху.

Едва они добрались до места бивака, Александр тут же забрался в свою сумку и вытащил из нее большого карпа.

―Вот как нужно ловить, ― сказал он: ―Ну, что я говорил? Надо вам помочь и помог. Как мой улов, а-а-а?

Однако, Федор тут же отреагировал:

―Твой магазинный карп, конечно, хорош. Спору нет. Что надо. Но без нашей мелкой рыбы уха будет не та. Лишь только от нее у ухи будет хороший навар и отменный вкус. Ты это должен знать.

Младший брат оказался прав. Это все почувствовали, когда разлили уху по мискам и принялись пробовать. Александр тут же раскупорил бутылку водки, как раньше говорили: «снял с нее кепочку». Семен попросил, чтобы ему не наливали, и не поддался даже на одну рюмку, сколько его и уговаривали: «Я за рулем, ― сказал-отрезал он, ― это обязывает, быть трезвым, ― а вот его братья вместе с женами лишь обрадовались такому положению.

―Нам больше достанется! ― тут же выкрикнула жена Александра. Она была охочая опрокинуть рюмку другую. Детей-то Бог не дал. А время убить как-то надо. Почему бы не за столом в хорошей компании?

Семена в этом застолье интересовала непринужденная обстановка на природе и, конечно, уха. Он, можно сказать, ради этого и выбрался на речку. Правда, кроме ухи хватало и других закусок. Женщины еще дома сделали салаты с крабовых палочек, оливье, винегрет. Здесь лишь разложили по вазам, сунув в каждый по ложке, чтобы можно было при желании брать себе на пластиковую тарелку, кто сколько желал. На разосланной скатерти на пластиковых тарелках лежало порезанное дольками сало с прожилками мяса, колбаса, была открыта банка шпрот. Жена Федора похвасталась первыми из своего парника огурцами. Было и многое другое: покупные помидоры, квашеная капуста. «Поляна» ломилась от яств.

Москвич кушал размеренно, наверное, по причине того, что «на сухую», не пропустив не одной рюмки. За то его родственники шумно, с азартом, торопливо, причмокивая от удовольствия.

―Ты, перца посыпь в уху, ― сказал Семену младший брат, ― будешь шибче махать ложкой, а то сонный какой-то.

Александр не выдержал, наверное, сильно приперло и первый сорвался на сторону:

―Я, сейчас, ― сказал он, скрываясь в ближайших кустах. Федор не удержался, тут же подшутил: ― Мы то, что по рюмке выпили, а он весь пузырь, ― и отбросил под дерево пустую посудину, доставая новую.

―Пусть идет, а мы еще по одной пропустим, ― сказала одна из женщин: ―Давай, Федь наливай. Но открыть бутылку он не успел, а тем более разлить, Александр вернулся и не один, с Петрашом.

―А-а-а, что опоздали, не успели выпить? А я, вот не с пустыми руками, как говорят в таких случаях, привел вам золотого друга. Ищите еще одну рюмку, ― и снова юркнул в кусты: видно  не дошел куда шел.

Петраш поздоровался и сообщил, что он здесь неслучайно, вот шел, чтобы помянуть жену. Никто, из компании, расположившейся на пригорке, вокруг расстеленной скатерти не спросил у него, а что это ты шел не на кладбище, а в сторону реки. А еще он не сказал, сколько прошло времени по всем прикидкам ― сорок дней, а может и не сорок.

Однако, все находившиеся вокруг скатерти слегка раздвинулись и нашли ему место. Он устроился присев на колени. Жена Федора подала гостю пластиковую тарелку для ухи, а подоспевший Александр принес из машины рюмку.

«Народ» выпил. Мужик взглянул на Семена, осушившего стакан с минеральной водой, и сказал:

―А ты, как я вижу, снова пролетаешь. Да-а-а. Не везет тебе. ― Семен в ответ что-то хмыкнул.

Долго сидеть на коленях, на корточках, полулежа на одном боку, на другом, было утомительно, и скоро один поднялся, за ним другой…

Петраш попросил жену Федора налить снова ухи, а Александра ― водки и, толкнув Семена в бок, тот сидел рядом, сказал:

―Бери рюмку, пошли, сходим к реке. Надо моей Мавке отнести, подпитать ее дух яствами.

Неизвестно, отчего он выбрал Семена? Наверное от того что тот был один из всей компании трезвый. Москвич уважил мужика и отправился следом за ним к реке. Петраш шел неторопливо, можно сказать, чинно.

Мужик подошел к пологому берегу. Воду в реке слегка кружило, он остановился и, оглянувшись на Семена, попросил вылить содержимое рюмки в реку, что тот тут же и сделал, затем передав ему тарелку с ухой, он снял, переброшенную через плечо сумку и достал из нее круглую дощечку.

―Ставь тарелку на дощечку, ― сказал Петраш. Семен повиновался ему. Мужик присел и опустил дощечку с тарелкой на воду, затем слегка подтолкнул ее. Приношение тут же захватило течением, и дощечка стала медленно раскручиваться. Мужик достал из сумки бубен и стал в него размеренно бить, соблюдая известный ему такт. Он сидел на корточках; Семен тоже присел. Он ничего не пил кроме минеральной воды, но в голове у него зашумело. Шум становился громче и громче. Глухой звук бубна уводил их от реальности. Семен окунулся в прошлое, в детство. Ему отчего-то привиделась баба Маня. Он узнал ее даже раскрашенной. Она забежала в дом. Дверь, настежь. «Праздник, праздник, ― закричала баба Маня, ― праздник. Масленица. Где твои родители? Что ушли? Отмечают! Ты один!». Она бросила взгляд на вешалку и, заметив вдруг материну доху, тут же сбросила фуфайку, схватив доху и вывернув ее шерстью наружу, одела на себя. «Я принесу, ― крикнула баба Маня, увидев недоуменный взгляд паренька. ― А ты хороший мальчик. Я наблюдаю за тобой. Я наблюдаю за тобой…..». ― Семен слышит бой бубна и звон бубенцов, а еще шум. Он уже был не из прошлого, из реальной жизни. Затем до него доносится глухой голос мужика:

―Да, хороша уха. Я, думаю, что моя жена там, на том свете, будет очень довольна трапезой.

―Довольна, ―согласился Семен, оставив мужика у реки, он поднялся и неторопливо направился в сторону бивака. Тот еще какое-то время сидел у воды на корточках, но затем тоже засеменил следом. Добравшись до места, и присев у скатерти Петраш вдруг, словно, проснулся:

―А что же это я, у меня ведь тоже есть и выпивка и закуска и он достал из сумки, висящей за плечами свои гостинцы.

 

«Народ» уехал уже под вечер. Семен уговорил Петраша забраться в машину: место было. Он вначале долго не соглашался, бормотал, что у него на даче есть мотоцикл и он может уехать на нем, если на машине нельзя.

―На мотоцикле тоже нельзя! ― тут же влез Александр, и тот нехотя полез в салон машины.

Семен, вначале отвез своих родственников, а уж затем Петраша. Мужик расклеился из-за переживаний, а еще лишней рюмки водки: в дом его пришлось заносить. Хорошо, на сигнал клаксона вышла дочка мужика и помогла. Петраш не очень хотел перебирать ногами. Однако, до дивана, хотя и с трудом они его дотащили. Мужик плюхнулся на него так, что зазвенели пружины. Затем Семен и дочка разули мужика, сняли с него верхнюю одежду. Марина накрыла отца одеялом. Семен засобирался уходить, но не тут-то было, женщина с криком: ― «не пущу» ―заслонила собой дверь. Семен обхватил ее всю, она дрожала, у него было желание, подобно вещь поднять женщину и отставить в сторону, затем выйти.  Но ему стало ее отчего-то жалко. И он сдался.

―Ну, хорошо! Я побуду еще немного. Не знаю, чего ты боишься? Ты ведь не одна. Рядом живая душа. Отец.

―Какая живая душа? Он там…, ― и Марина махнула неопределенно рукой в потолок, ― с матерью. Хорошо, если он вернется назад.

Семен остался. Женщина предложила пойти на кухню и попить чаю с медом.  Уже где-то во втором часу ночи Петраш поднялся и вышел на свет. Он щурился и непонимающе смотрел на них. Семен встал из-за стола и направился в сторону дверей. Марина вышла его проводить. Он забрался в машину и поехал домой.

 

 

4

Утром Семен проснулся от страшной канонады. Бушевала гроза. Молнии и громы. Чувство было такое, будто кто-то целился прямо в него и пытался поразить, но бил и бил мимо. И вот ударило где-то совсем рядом, очень сильно, он даже подскочил на постели. Недолго думая оделся и выскочил из дому. Дождь стих у него на глазах. На другой стороне улицы за зданием бывшего лесничества  что-то горело. Треск стоял страшный, после москвич узнал, это в огне лопался шифер. Шифер был распространенным материалом и в Щурово повсеместно использовался для покрытия крыш. Рядом возле него пробежала соседка Алина:

―Пойдем, посмотрим, ― крикнула она. Семен поторопился за нею следом, но не посмотреть, а в случае необходимости помочь. Но, его помощь не потребовалась: приехала пожарная машина. Пожарную часть в селе давно хотели закрыть, чтобы не тратиться на обслуживание машины, да и на зарплату водителю и двум каким-никаким пожарным. Однако, не закрыли, и наверное, благодаря этому улицу в селе удалось спасти. Сгорел всего лишь один сарай бывшего лесника. Этот лесник однажды попал под сокращение и после чем только не занимался, поговаривали, что даже торговал разведенным спиртом. От него пострадало немало людей. Алина сразу сказала: «Бог шельму предупредил».

Это была не одна гроза, после  пришла еще одна и еще. На грядах во дворе и на огороде поперла трава. Сорняки стали забивать благородные культуры. Семен еле успевал. Только заканчивал пропалывать, как нужно было все начинать сначала. Идти по второму кругу, третьему и так далее. Он боролся, как мог, однако не справлялся, наверное, полол бы вечно, но наступила жара. Изо дня в день палило солнце. Душно было даже ночью. И вот позвонил брат Федор и сказал:

―Ты, смотри там, не переусердствуй, остановись, взгляни на термометр, сколько он показывает? Градусов тридцать-тридцать пять. То-то! Вот сейчас ты вырвешь траву и все твои огурцы и не только они, завянут. Лучше пережди. Дай время снова пролиться дождям.

Это обстоятельство Семена обрадовало, он решил использовать вынужденный передых для поездки на рыбалку и никуда-не-будь, а на Белые пески. Дорога, наверняка подсохла, и можно было попробовать проехать на машине, а не тащиться пешком. Москвичу повезло, до реки он добрался бес приключений, размотав снасти, принялся ловить рыбу. Немного-немало на уху наловил. Долго рассиживаться на берегу не стал. У него мелькнула мысль съездить на рыбалку с ночевкой: «Да-а-а, можно классно провести время. Как раньше когда-то в детстве встречу зорьку». Семен попытался вытащить Федора, не получилось, затем Александра: тот уехал на похороны матери жены. Что делать? Решил поехать один. Нарочно не придумаешь: на Белые песни он выбрался, сам о том  не догадываясь, в ночь на Ивана Купалу. Москвич взял не только рыболовные снасти, накопал червей, купил на рынке опарышей, сварил горох, ― в детстве он с братьями на него ловил язей, а еще загрузил в багажник палатку, не забыл всякие мази от комаров, иначе нельзя, сожрут.

Добравшись до Белых песков по видному, Семен, припарковав машину несколько в стороне от песчаного бугра, установил палатку, натаскал из леса для костра хвороста, одним словом приготовился и пошел удить рыбу. Поначалу увлекся, но затем стемнело, и клев вдруг внезапно прекратился: рыба, плюхаясь и бултыхаясь в теплой, как парное молоко, воде перестала замечать его удочки. Она играла, показывая крутые бока и вызывая у рыбака зависть. Он решил ловлю не продолжать, развернулся и увидел невероятное: невдалеке стояли палатки и не одна, штук десять, а может и больше. Странно как это все он не заметил, отчего его не привлекли голоса людей, шум автомобилей? Что еще увидел москвич? На вершине горы какие-то люди разжигали костер. На его глазах он разгорелся и поднялся высоко в небо. Семену стало интересно. Он не удержался и отправился узнать, что за мероприятие задумано провести здесь на Белых песках.

Недалеко от костра Семену встретился невысокого росточка ряженый человек. Он ходил с большой флягой через плечо и одаривал людей каким-то напитком. А еще бил в бубен.

―На-а-а, пей! Здесь алкоголя нет! ― сказал он, и тут же наклонив флягу, налил и протянул Семену полный стакан.

―Что это? Зачем? ― задал москвич вопросы, но стакан отчего-то взял. От напитка исходил приятный запах.

―Это травяной чай с медом. Ты выпьешь, и почувствуешь себя уверенным, появится сила для подвигов, ― Ряженый фамильярно подмигнул левым глазом. Семен выпил, затем тот налил снова и снова. В голове у москвича мелькнуло: Бог любит троицу. Ряженый тут же развернулся, чтобы уйти и Семен увидел маленькие черные ботиночки, что те копытца. Он хотел остановить его, но не смог. Тот неожиданно пропал, ушел одаривать напитком других людей. Они были повсюду. Москвич стоял бодро как-бы держался за этого Ряженого, но его не стало и огни костров вокруг него отчего-то стали медленно раскручиваться. Наверное, обманул, ― подумал Семен, и чуть было не упал, но его неожиданно кто-то схватил за руку. Москвич, выждал, пока кружение не прекратилось, повернулся и увидел Волину. Она стояла и улыбалась. Девушка была необычайно красивой: волосы распущены, на голове венок из полевых цветов.

―А я тебя ждала, ― сказала она. ―У нас здесь праздник. Посмотри на меня! Я,  почти голая. Здесь так положено. Ты тоже должен раздеться донага. Затем повяжи на поясе рубаху и, будешь как мы.

―Кто мы? ― спросил москвич.

―Ну, кто-кто? Те, кто приехал на Белые пески встречать праздник! Ты, что ничего не понимаешь?

Семен, вглядевшись в Волину, весь задрожал, и принялся судорожно срывать с себя одежду. На него начало действовать выпитое зелье. Он перестал чувствовать стыд. В теле появилось сила, о которой говорил Ряженый.

―Не здесь! ― сказала девушка, схватила москвича за руку и потащила к своей палатке, которая находилась почти рядом. Затем, толкнув Семена в нее, осталась стоять на входе. Дождавшись момента, когда москвич выскочил голый, набрасывая и завязывая на поясе рубаху, она нашла его руку взяла ее и потащила, но не к костру, а в луга. Из-за леса показалась большая круглая луна.

― Делай все, что буду делать я! ― сказала Волина и упала на траву, затем стала кататься, собирая собой росу, москвич тут же последовал за нею. Они от непреднамеренных соприкосновений распалялись все больше и больше. Тело Семена пылало, будто от огня. Волина тоже была не в себе. Наконец она встала озаренная светом луны. Москвич, находясь подле нее, увидев прекрасные формы девушки, не удержался и, обхватив ноги, принялся их ласкать: снизу вверх, поднимаясь все выше. Когда их лица оказались рядом он не удержался и воскликнул:

―Ой, у тебя, что на ногах цыпки? Это оттого, что ты много времени проводишь в воде?

―Да, ― ответила девушка, ― и нет! Это не цыпки ― чешуйки. Они у меня с самого детства.

―У меня в детстве тоже были, ―прошептал Семен.

―Это хорошо! Значит, моя бабушка в тебе не ошиблась. Мы с тобой родственные души.

Волина схватила Семена за руку и потащила за собой в свою палатку, повалила на спину и забралась на него. Неизвестно сколько прошло времени: часы остановились. Они словно умерли друг на друге, а затем народились. Ожили без чувства прошлого. Его не было. Правда, приходили они в себя не сразу. Вначале стало покалывать в подушечках пальцев, и москвич ощутил груди девушки, затем другой рукой он провел ей по спине и ниже. Волина тоже ощупывала его, пытаясь осознать, кто находится рядом и понять, что произошло. Ее руки были ласковы и мягки. Да, это трудно описать словами, колдовство, да и только. И оно не окончилось вдруг. Они, выбравшись из палатки, взялись за руки, и побежали к костру.

―Теперь нам нужно пройти обряд закрепления наших чувств: мы должны с тобой вместе, сцепившись крепко руками прыгнуть через огонь. Не побоишься? ― спросила девушка и заглянула москвичу в глаза.

―Нет! Я же не зря пил зелье, ― крикнул москвич: ― Бежим! ― И они рванули, что было сил. Парни и девушки, окружавшие костер, расступились, Семен и Волина словно, птицы вспорхнули над пламенем и перескочили через него, затем, не останавливаясь, побежали к реке. Москвич полностью подчинялся желаниям девушки и что та ниточка за иголкой следовал за нею. Был ради нее готов на все. Не он один был такой. Здесь все подчинялось женской красоте. Русалки  отмечали свой праздник. Неизвестно, что произошло бы, но в какой-то момент Семен заметил Марину ― дочку Петраша. Женщина видела только его и никого более. Он ей был необходим. Она в чем родила мать бежала им наперерез и готова была на все.

Случайно или нет, но Семен вдруг споткнулся и тут же потерял с Волиной связь. Этой ситуацией и воспользовалась Марина. Не дав Семену упасть, она мгновенно схватила его за руку и увлекла прочь от реки в сторону другой палатки, возникшей перед ними. Едва они в нее заскочили, как девушка тут же закрыла ее прямо перед  своей соперницей и обрадованно взвизгнула. Затем она набросилась на Семена, обняла его и стала ласкать:

―Я твоя, твоя, давай ложись на меня, ложись быстрее, ― услышал он жаркий шепот дочки Петраша. Женщина дернула Семена за руку, он не удержав равновесие, повалился на нее. Все было как в тумане. Палатку непонятно отчего сотрясало. Она вот-вот могла завалиться. Семен слышал какие-то крики, наверное, Волины: «Отпусти его, отпусти! Ты, почти такая, как я! Ты ведь знаешь, он мой и ни чей более». Однако соитие Семена и Марины закрыло их от всего мира.  Палатка стала их крепостью. После, москвич узнал, что Волина, заметив женщину, охотившуюся за Семеном, перепрыгнув  с ним через костер, вдруг отчего-то решила не отдавать мужчину никому. Наверное, она не могла стерпеть такого нахальства, ведь бабушка не зря их знакомила. Он должен был принадлежать только ей и никому более и принадлежал бы. Девушка ведь была Мавкой или иначе русалкой. Марина спасла его от утопления. Правда, эта самая спасительница тоже желала Семена. Она ведь не зря приехала на своей крутой машине на этот праздник. Но, что-то ей помешало опередить Манихину внучку. Возможно, не та прыть. Девушки здесь на торжестве любви плоти обладали разной силой. Они довлели над мужчинами. Были такие, которые могли за одну ночь не одного мужчину взять себе в любовники. Такой могла быть Волина. Однако ей был нужен москвич и никто другой. Бабушка понимала что делала. У нее была за плечами большая жизнь не только в отшельничестве, но и среди людей.

―Ты видел, видел у нее на ногах рыбья чешуя? ― спросила спасительница у Семена, когда они лежали, прижавшись, друг к дружке, приходя в себя: ―  А еще, я тебе скажу? Они у нее разные: левая, вместо правой, а правая вместо левой! Когда она их сжимает, то получается, будто рыбий хвост. ― Марина сделала паузу: ― Ты, что, ничего этого не рассмотрел?

―Нет! Не обратил внимания. Хотя при встрече с ней босой в Ивановке, ― я подвозил ее бабушку, ― заметил что-то странное. Однако, не понял поэтому не придал значения.

Они расстались. Марина получила то, чего хотела, забралась в свою крутую машину и уехала, а Семен еще долго ходил по  бугру, искал свою одежду. Нашел он ее плывущей по воде. Наслышавшись в детстве различных историй о русалках, Семен с опаской подошел к реке и, не забираясь в нее, достал палкой вначале штаны, а затем рубаху. Она была порвана. Это Волина в исступлении пыталась ее уничтожить. Однако джинсовая ткань оказалась достаточно прочной. О рыбалке он не думал. Наверное, оттого забыл о своих удочках. Они остались на берегу реки.

Долго Семен добирался до дома, затем долго добирался до кровати. Все происходило на автомате. Поднявшись на следующий день, он чувствовал себя паршиво. Было желание выпить хорошего крепкого чая. Однако, Семен ничего не нашел, лазая по полкам, он вдруг вспомнил о травках в бардачке автомобиля, тех, которые ему собрала Волина. Они были в самый раз. Трясущими руками, Семен, словно, с перепоя достал их и тут же принялся  водружать на плиту полный водой чайник.

Травяной чай ему помог. Он пришел в себя: стал слышать звуки жизни, первое, что это разрывающийся телефон, взял его и вышел во двор.

Ему звонил Федор:

―Ну, где ты? ― кричал брат в трубку: ―До тебя уже и дозвониться нельзя!  Он, видите ли, недоступен.

―А ты доступен? ― вопросом на вопрос ответил Семен, и они замолчали.

―Ну, ладно! Я вот о чем, ― пошел на мировую Федор: ― Сегодня утром встретил Петраша. Мы с ним говорили о рыбалке, и он мне сообщил, что сейчас можно без проблем проехать куда угодно даже на Белые пески. Не знаю, откуда у него такая информация? ― Семен сразу же понял: кто это ходил с флягой вокруг костра и обносил народ чаем.

― Ну, что ты молчишь? ― спросил брат: ― Ты готов со мной отправиться на Белые пески?

―Нет! ― ответил Семен: ― Давай дня через два. Я от «войны с сорняками» что-то себя неважно чувствую.

―Ну, хорошо, ― согласился брат. Через два дня пошел дождь, и какой? Ливень. Думать о поездке не следовало.

Что было интересно, Федор не стал ждать брата и съездил без него, нашел удочки и привез их:

―А ты мужик не промах, зачем от меня утаил, что ездил на Белые пески. Что там у тебя произошло?

―Что-что? Кабаны напали, еле ноги унес, точнее колеса. ― В лесах Щурово они водились. Неизвестно, как это пришло Семену на ум такое сказать, но Федор сразу от него отстал.

Он пропил нужный курс травок, тех которые ему насобирала Волина, и совершенно забыл о том, что с ним приключилось в ночь на Ивана Купала. Ему было не до того: он снова изо дня в день боролся с сорняками. Время от времени забирался в машину и отправлялся навестить братьев, проезжая невольно поглядывал на дом Петраша: не стоит ли рядом машина Марины. Но нет,  машины не было.

Наступила осень, Семен убрал урожай и отправился уже намеренно к Петрашу, чтобы попросить его запахать огород. Землю нужно было готовить к зиме. Мужика дома не оказалось, и он решил съездить к нему на дачу ― в Перекопово.  У дома Семен увидел крутую машину его дочки. Ну, вот, ― подумал он, ― наконец встречусь с женщиной и поговорю. Но не тут-то было. Петраш сказал, что она где-то гуляет в лесу, а может пошла к реке, словом не знает где дочь и все тут.

―Она мне не докладывает. Хорошо, что еще на дачу ездит. От дома совершенно отбилась. В Щурово приезжать отказалась напрочь. Что-то ей там стало не по нутру. У нее, видите ли, депрессия. ― Я понял, она боялась случайной встречи со мной и всячески избегала. Может быть, женщина стыдилась того, что произошло на Белых песках? Хотя, чего тут стыдиться? Любые отношения мужчины и женщины по обоюдному согласию естественны. Праздник Ивана Купала прошел, и обо всем следовало забыть.

Семен не стал ее искать, собрался и уехал восвояси. В Щурово он еще побыл месяц, затем нагрузил багажник своей вместительной машины картошкой, свеклой, морковкой, прочими продуктами с огорода и отправился в Москву. С женщиной Семен встретился несколько лет спустя, у дома ее отца, когда ехал к братьям. Она доставала из салона автомобиля с кресла мальчика. Семен притормозил и, вышел, поздоровался. Она ответила. Марина уже не пряталась.

―Я, хотела уважить мать и родить девочку, но снова мальчик. Что-то не то в моих расчетах. Отец прыгает от радости. Он доволен. Была бы девочка….― женщина взглянула на Семена и вдруг неожиданно замолчала, ― он дополнил ее: ― забросила бы всех родных и вырастила бы ее мавкой, так? ― Она покивала в ответ  головой. Семен спросил, нужна ли ей какая-нибудь помощь? Женщина сказала: ― У меня все есть. ―Хочешь дом? Не для себя, для сына? Однако это при одном условии мальчик должен быть правильно оформлен, то есть носить настоящую фамилию.

―Что так? ― спросила Марина.

―Мой дом, ― ты видела, он хорош, ― я его унаследовал от родителей, понимаешь, никому не нужен. Он далеко от Москвы, вот если бы рядом, другое дело. За него бы и дочь боролась и сын. Здесь мои корни: прадед жил, дед, отец…. Хотелось, чтобы род не иссяк.

― Я подумаю, ― ответила Марина, и они расстались.

Прошло несколько лет. Семен снова приехал в Щурово. Братья вытащили его на ярмарку. Он пошел нехотя. Делать там было нечего. Не те уже были ярмарки. Проходя мимо торговых рядов, Семен остановился, почувствовал взгляд в спину, резко повернулся: на него смотрела прелестная девочка, на корточках возле нее он увидел женщину. Она что-то говорила малышке и показывала на Семена пальцем. Что-то в ней показалась ему знакомым: овал лица, волосы….

―Ну, что ты застрял, ― услышал Семен голос Федора, ― давай быстрее Александр вон куда ушел.

Семен, взглянул на брата, а затем снова повернулся назад: ни девочки, ни женщины не было.

―Наваждение какое-то, ― сказал он, ― померещилось что ли. ― Однако взгляд зеленых глаз девочки остался в памяти. Из-за него он не поленился и однажды съездил на Белые пески, затем, перейдя болото, попал на Бобровое место, забрался на высокий берег и посмотрел на Ивановку. Интересно, жив ли этот поселок, жива ли бабушка Маниха  со своей внучкой? Семен устроился поудобнее на траве и закинул в реку удочку. Однако на поплавок не смотрел, он пронзал взглядом толщу воды, пытался увидеть играющую в реке  русалку. Но все было напрасно. Долго он  просидел. Из оцепенения его вывел детский смех. Он доносился из лесу. Семен принялся оглядываться, пытаясь увидеть, кто смеялся. Затем услышал треск сучьев и легкий плеск воды. Он подбежал к тому месту и увидел круги. Рядом с ним оказался какой-то мужчина:

―Да-а-а, такая рыбина. Вот бы поймать. ― Семен понял, что это никакая не рыбина. Это мавка или ее еще называют в народе русалкой. Ивановка значит жива. Жизнь в ней идет тихо незаметно, наверное, также и в Дубраве, в других опустевших поселках, расположившихся близ рек.

Москва. Чуровичи. 2020г.